– При дворе Уэнтворт непопулярен. Его отношения с королем неустойчивы: Карл не слишком ему доверяет, однако поддерживает, так как он – один из немногих дельных людей среди слуг Короны. Поговаривают даже о его намерении сделать Уэнтворта пэром. Однако врагов у лорд-лейтенанта полным-полно, не только в Ирландии, но и среди англичан. Его влияние на короля не по нраву многим. Возможно, его падение не за горами.
– Но изменит ли это хоть что-нибудь для Ирландии?
Вопрос был явно риторическим. Раздраженно взглянув на расшитый носок башмачка, Луна вновь устремила взгляд к Энтони.
– Итак, что привело тебя вниз? В последний раз ты говорил, что хочешь проводить побольше времени с леди Уэйр и новорожденным сыном. Как он поживает? Быстро ли растет?
Очаровательная забота! У дивных дети рождались так редко, что юные смертные приводили их в восхищение.
– Робин растет здоровым и сильным – несомненно, благодаря твоему благословению.
Трое детей, и ни одного не сгубили детские хвори… Энтони понимал: самые набожные непременно сказали бы, что за эти благословения он продал душу, якшаясь с дивными, – но, видя благополучие семьи, полагал сию цену невысокой.
Луна сузила глаза.
– Но ты, похоже, пришел не затем, чтоб поговорить о сыне. Тогда для чего же? Ты так целеустремленно вошел в зал…
– Есть кое-какая возможность, – признался Энтони. – Вполне способная улучшить твое расположение духа.
Придворные дамы подались вперед, чтоб лучше слышать.
– Война с Шотландией, – продолжал он, – идет из рук вон плохо. Карл послал туда армию, чтоб усмирить ковенантеров, однако из-за нужды в деньгах армия разваливается по швам. Поэтому он просит Сити о ссуде.
– Опять?! – негромко ахнула Луна, повторив его отклик на сообщение Соама, точно эхо. – Похоже, попрошайничество вошло у него в привычку, а королю это вовсе не подобает.
Отказать ей в правоте было бы невозможно даже при всем желании.
– Но отчего ты пришел с этим ко мне? Ссуда, выданная золотом фей, делу вряд ли поможет.
– Разумеется, разумеется. Я намерен не давать ему ссуды вовсе.
Королева устремила на него немигающий взгляд. Казалось, весь ее образ отлит из серебра, инкрустированного самой темной на свете лазурью. Энтони терпеливо ждал, предоставляя ей время оценить возможные последствия.
Наконец статуя вновь возвратилась к жизни.