А ведь я помню тот маленький лабораторный домик в Бекетовке, куда иной раз отец привозил меня. Конечно, где уж «бекетовцу» было сравниться со сталинской двухэтажкой-ветлабораторией, много позже затмевавшей собой все окрестные дома и домишки на Дар-горе!
Зато маленький бекетовский дом подарил незабываемое ощущение прикосновения к настоящей тайне, заключенной в блестящих пробирках и ретортах, в белых халатах и шапочках врачей, то приникающих к окулярам микроскопов, то склоняющихся над прозрачными стеклянными чашками с какими-то неведомыми мне срéдами. А во дворе была конюшня с двумя лошадками, где я однажды отведала отрубей: вкусно! А в виварии на меня настороженно глазели, не даваясь в руки, разноцветные морские свинки и пушистые кролики. Иногда свинки причудливо свистели. Я их жалела: ведь на них ставились всякие опыты. Но отец объяснил однажды, что животные приносят науке пользу, и мне пришлось смириться.
Вечерами отец подолгу сидел на кухне, писал. Лишь однажды я спросила:
– Пап, ты что, тоже уроки делаешь?
– Да нет, Таня, это отчеты.
– Что такое «отчеты»?
– Как же объяснить… Ну, вроде рассказов про то, как я езжу в командировки.
– Про это я знаю! – обрадовалась я, потому что действительно с самых малых своих лет хорошо знала: командировки – это дни и ночи без отца, а иногда и без матери, постоянно дежурившей в больнице.
Отчеты большими кипами укладывались в ящики отцовского письменного стола, а спустя годы оказалось, что это были проекты научных статей. Кое-какие наблюдения отец опубликовал в ветеринарных журналах, остальные записки исчезли, словно их и не было. Видно, становиться кабинетным ученым батя не собирался. Или не мог?
Его уже не было в живых, когда я случайно встретила бывшего врача ветлаборатории Хачатура Карапетовича Оганяна, ветеринара-ветерана. Повспоминали, повздыхали, как водится, о былом, а в ответ на мой вопрос о пропавших отцовских записках Оганян развел руками:
– Он мог стать ученым. Во всяком случае, практический материал Михаилом Кондратьевичем был собран огромнейший, богатейший, ведь батюшка ваш, директор научно-практического учреждения, сорок с лишним лет трудился и как простой врач на сельской ниве.
– Да уж помню его бесконечные командировки…
– Да, да, все мы наездились по районам, – и Оганян добродушно засмеялся. – И я записи вел – знаете, для служебного порядка, не более того. А Михаил Кондратьевич делал серьезные обобщения. Помню, он советовался со мной, как посолиднее обосновать решение проблемы, связанной с воздушной обработкой полей ядохимикатами. Наш директор был уверен, что делать этого нельзя, ведь в результате гибли не только вредители-насекомые, но и домашние, и дикие животные: яды отравляли пастбища, луга, леса, даже водоёмы…