Кот часами сидел на подоконнике, наблюдая за пушистыми желтыми комочками, я рядом, за столом, притворялась, что занята домашними уроками. Но бóльшую часть времени ящик с цыплятами был накрыт деревянной крышкой с дырочками, и цыплята спали.
В конце концов они вырастали, выпрыгивали из ящика и смешно вышагивали по кухне длинными тонкими ножками. Значит, скоро в курятник! Кот хмуро позевывал: курятник тоже охранялся, но только не мной, а петухом.
Курятник был теплым, хотя и без печки. Наверное, потому, что стены отец сложил из самодельных толстых глиняных, напополам с соломой, кирпичей, а двери обшил овчиной.
Двор с гуляющими квохчущими курами, мама, подсыпающая в кормушки пшено, – воспоминание, можно сказать, онтологическое, всплывающее из древнего бытия человечества. А сколько радости приносило призывное кудахтанье откуда-нибудь из сарая, из-под крыльца! Мы с братом наперегонки бросались на поиски еще теплых, в пуху и мелких перышках, яиц.
Спать куры ложились рано – даже раньше нас с Витькой. Было еще светло, и мы заглядывали в курятник через маленькие низенькие окошки и видели, как куры сидели на насесте – смирно, рядком, один лишь петух грозно сверкал на нас глазом.
Петух был настоящим повелителем куриного царства и возвещал об этом таким победным криком-кукареканьем, что Лохматый ни к законной, огороженной автомобильными шинами петушиной территории, ни тем более к курятнику, не смел приближаться. Но на крыше сарая полеживал не таясь, и тогда петух, широко взмахивая крыльями, взлетал на штакетник и зорко следил за притворно смирным котом и за лениво копошащимися в земле курами.
Иногда инкубаторские цыплята не выживали, и курятник стоял пустой. А потом и вовсе куры у нас почему-то перевелись, а у меня появился игрушечный домик. Вернее, игрушечная больница.
Пустые пузырьки и картонки из-под лекарств, надтреснутые мензурки, колбы, чашки Петри (о, я тогда уже знала, что это такое!), старые заржавленные щипцы, иголки, пинцеты и зонды – все, что уже не годилось ни отцу, ни матери в их работе, принадлежало мне и моим подружкам.
Я «работала» врачом (а кем же еще, ведь врачами были мои родители!), а девчонки приходили в больницу со своими «больными» детьми-куклами. Гуттаперчевые голыши нуждались, по обыкновению, в компрессах, а ватные деточки – в уколах и операциях. Бедные куклы! Они выцветали, вылинивали, вытлевали от воды, песка и глины: других лекарств я придумать не могла.