Но его манящий вариант выглядел как-то уж очень опасно. Боевые тренеры легко могут сломать мне руку или ногу просто невзначай, о чем-нибудь задумавшись, или зарубить тяжелым мечом. Могут между делом наколоть на копье или всадить стрелу между глаз. И на прощанье вздохнуть: уж очень он был неловок. Могу убиться сам, свалившись с лошади. Не сумев увернуться, получить кистенем или дубиной от сокурсников. В общем, куда ни кинь, всюду клин. Разумеется, лучше отказаться. Я же совсем не герой, и эти опасные приключения мне совершенно ни к чему. Значит, вперед, в безрадостное и унылое существование? Я чуть не завыл от такого выбора. Обдумывал долго и, наконец, так ничего и не решив, с тяжелой душой направился к Палычу. Вдобавок чую – нет у меня никаких таинственных способностей, перепутала меня птица Гамаюн с кем-то умным, боевым и ловким. И никакого влияния заповедника «Самарская Лука» здесь, в Самаре, я не ощущаю. Тридцать километров, это вам не хухры-мухры какие-нибудь, а слишком значительное расстояние.
Палыч проживал в нашем же доме, только в другом подъезде и на первом этаже. Впрочем, в нашей двадцатичетырехэтажке был еще и нулевой, где сидела консьержка, и минус первый в подземном гараже. Конечно, первый этаж есть первый этаж и недолго молодому парню подняться пару пролетов лестницы. Вот только домофона у старика не было, а чтобы пройти просто на лестницу через другую дверь, нужно было долго ожидать кого-нибудь местного с ключом, поэтому я предпочитал идти через консьержку и подниматься к дяде Володе на лифте.
Увидев меня, дежурившая сегодня консьержка расплылась в умильной улыбке.
– Здравствуй, Димочка! Как обычно, к Владимиру Павловичу?
– Здрасте. Куда же мне еще у вас идти?
– Экий ты бука! Владимир Павлович уже дома, какую-то рыжую девицу провел. Внучка, что ли?
– Понятия не имею, – хмуро буркнул я, – всех не упомнишь, – и прошел к лифту.
– Привет ему от мен…
Тут двери лифта захлопнулись. Семидесятилетний Палыч для женского пола был просто неотразим. Три моложавые шестидесятилетние консьержки его подъезда прыгали перед ним на задних лапках – он им пел и рассказывал, возвращаясь с работы, всякие басни. Но главный упор он делал на сорока-пятидесятилетних справных и симпатичных постоянно меняющихся женщинах, которых этот старый ловелас принимал за ужином при свечах через день.