За сенями следовала кухня, за кухней – спальня. А под окнами спальни – ели, вот и весь бабушкин домик! Жилище наше было устроено очень просто: имелось всё необходимое, излишества не одобрялись. Чисто, светло, прохладно. Кружевные подзоры у кроватей, вышитые анютины глазки на этажерке. Палас появился только тогда, когда в семье завелись маленькие внуки и правнуки – для тепла. В их отсутствие «пылесборник» сворачивался и убирался прочь. Деревянный пол и потолок поражали моё воображение шириной использованных досок: с трудом верилось, что где-то существуют деревья такой величины! Иногда я вызывалась мыть полы. Бабушка пробовала отговорить, не хотела разводить в доме сырость. Я настаивала, старательно возила вдоль половиц еле-еле отжатой тяжеленной тряпкой, тайно гордилась подвигом… Но когда дед, по своему обыкновению, заходил в дом в сапогах, не разуваясь, в детской душе рождались робкие подозрения: а такой-ли он на самом деле хороший человек?..
На кухне постоянно перекусывал кто-нибудь из внуков. Мёд-хлеб-молоко. Какао-хлеб-колбаса. Чай-сухарь-варенье. И книга. Из тех, что берет для себя дед в библиотеке, или привозит из города молодая тётка. И – на кровать, в холодок. Но книжные миры не заслоняли действительности: помощь в огороде, по желанию и в удовольствие; река и лес; друзья и кино – всё это неустанно вращалось, как в бабушкиной центрифуге, выкачивающей тягучий мёд из тяжёлых рамок.
На кухне была дровяная печь. Летом её почти не топили из-за жары, а зимой – из опасения, что в подполе проснутся пчёлы. Я слышала истории, как на печи бабушка лечила простуженных… Но всё это было в какой-то другой, далёкой от меня жизни, и истории проходили мимо ушей. Слишком много историй, которые мне хотелось бы вспомнить сейчас, прошли мимо моих беспечных ушей, оставив лишь непередаваемый словами эмоциональный след…
Тёмный сырой кухонный буфет. Из его содержимого запомнилась лишь коробочка кофейного напитка на основе цикория и ещё каких-то необыкновенно полезных злаков. Запомнилась потому, что бабушка очень уважительно отзывалась об этом «кофе», отдавая ему явное предпочтение перед кофе настоящим. И ещё, на нижней полке располагалась батарея маленьких баночек, наполненных белоснежной пеной от липового мёда. Это было и осталось для меня непревзойденным лакомством, особенно, в сочетании со свежим хлебом и прохладным молоком.