К концу третьего курса я научился курить, и это был, пожалуй, самый ненужный навык, приобретённый мною в жизни, но осознание, того,что сигарета в руке должна была придавать весомости моей внешности, примиряла меня с этой вредной привычкой. Я повзрослел и окреп, из худощавого подростка я превратился в симпатичного юношу, к которому уже присматривались некоторые особы противоположного пола – так присматривают себе платье на вырост, представляя себе, как я буду выглядеть на них лет этак через пяток. Мне льстило такое внимание, но я не знал как этим пользоваться, в результате набил себе много любовных шишек. В конце – концов, я научился находить утешение в искусстве и, хотя зов плоти был очень сильным, мне удавалось обуздать его изнуряющими бдениями с натурщицами, в коих учился видеть не только объект вожделения, но и образец природы для воплощения в рисунке и глине. Думая, что обуздал плоть, я ждал просветления, как ждёт его буддийский монах, пройдя путём Самадхи. Мне казалось, что цепь перерождений вознесёт меня на сияющую вершину совершенства и познания, я был готов к испытаниям и самопожертвованию, но не учёл, одного обстоятельства, которое чуть не закрыло мне путь к вершине. Дело в том, что, пока я бредил идеями буддизма, одна из натурщиц, явно не разделявшая моих воззрений, положила свой похотливый глаз на меня, и, однажды, сам того не ожидая, я чуть было не оказался в её постели. Спасла меня сущая безделица – я испугался её нижнего белья и бежал из рассадника похоти, стремясь забыть происшедшее, как кошмарный сон. Я думал, что такое больше никогда не повторится, но ошибся, она открыла на меня охоту и вскоре по училищу поползли слухи. Как тараканы, они разбежались по коридорам и аудиториям и только ленивый не комментировал моё, якобы, падение.
В конце-концов резолюцию наложило комсомольское собрание, случившееся негласно, в усеченном составе, где мне поставили на вид мою, недоказанную связь с натурщицей и потребовали прекратить безобразие. Мне не удалось опровергнуть общественное мнение, не удалось, сколько ни старался, доказать обратное. Но с тех пор отношение ко мне радикально изменилось, меня перестали называть «сынком», наши девки, которые раньше запросто садились ко мне на колени, теперь держали дистанцию, а те, которые раньше были недосягаемые, наоборот, приблизились и начали говорить со мной на равных, и я понял – хочешь поменять ситуацию, закати скандал. В те годы скандалов не было. Жили мы в спокойной стране, где ничего не происходило, кроме регулярных съездов партии…