Выходящий из сарая дядя Коля, наблюдая за сидящими на корточках возле будки девчонками, усмехнувшись, бросил через плечо: «Вот вернёшься из лагеря, Алиска, и возьмёшь себе одного, если мамка разрешит, конешно… Будет как раз ко времени, а сейчас уйдите оттуда… Слышь, Галка, разве не видишь, как матерь трясётся ихняя, того и гляди окочурится, чего тогда с ими делать?!» Не помня себя от радости, Алька помчалась к маме и, найдя её в летней кухне, где она сидела вместе с Галкиной матерью, едва переведя дух, сбивчиво, волнуясь и перебивая саму себя, рассказала о том, какие чудесные щеночки родились у собаки Дайны, и как бы ей хотелось взять одного, самого малипусенького и толстенького, с чёрной полосой на спинке, нежно-розовым пузиком в коричневых веснушках и рыжими боками. Мать натянуто улыбнулась и выразительно посмотрела на дочку. Альке хорошо был известен этот взгляд. Более того, она могла бы прямо сейчас, не сходя с места перевести его, так сказать, в вербальный формат. Означал он буквально следующее: «Какого чёрта ты устраиваешь в чужом доме, при посторонних людях этот спектакль, основное действие которого снова разворачивается вокруг этой осточертевшей собачьей темы? Ты что специально это делаешь, пользуясь тем, что мы не у себя дома? Можешь даже не надеяться на то, что тебе сойдёт с рук эта манипуляция. Если бы ты меньше думала о щенках, а больше, например, об учёбе, у тебя не стояла бы за год позорная тройка по математике». Но вместо этого мать, продолжая неестественно улыбаться, в совершенно не свойственной ей фальшиво-ласковой манере, вкрадчиво произнесла:
– Алисонька, милая, – Альку стало подташнивать. Это случалось с ней, когда ей что-то очень сильно не нравилось, и она это что-то активно не принимала. То есть почти всегда. Наиболее остро эта физиологическая особенность проявлялась, когда Алька сталкивалась с нечестностью, притворством и увиливанием. Например, матери в жизни не прийдёт в голову в обычной ситуации обращаться к дочери подобным образом. Мама у неё вообще не очень-то ласковая, хотя добрая и любящая. А ещё она честная и открытая, Алька это знает абсолютно точно, и потому ей особенно неприятна эта приторно-демонстративная показуха, рассчитанная больше для посторонних ушей. К тому же Алька терпеть не может своего полного имени – Алиса, особенно, после того, как двоечник Костюченко в прошлом году при виде её тут же начинал противно-визгливым голосом декламировать перелицованный им стишок из детского мультика: «Жила на свете крыса по имени Алиса». Слава богу, что противный одноклассник, как и тот учебный год, остались в прошлом. Год просто закончился и Костюченко тоже. Его перевели в спортивный класс, чтобы он не портил успеваемость, а играл себе в свой дурацкий футбол и молчал в тряпочку.