Теперь от его племени в этой Реальности почти никого не осталось. Самому́ Венну тоже давно пора было присоединиться к своим соплеменникам, его сознание уже с трудом цеплялось за материальность этого мира. Но уйти он не мог, оставалось одно дело, которое держало его не хуже стальных цепей. Ему пока так и не удалось передать свои знания и силы преемнику, а без этого его расе суждено будет погибнуть, сознания соплеменников, включая и его собственное, будут насильно поглощены сознанием Создателя.
Венн слишком долго ждал, пока его первенец, первое проявленное им сознание, обретёт достаточно разума и могущества, чтобы стать достойным преемником древнего сакрального знания. Казалось, всё шло по плану, мальчик вырос почти настоящим венном. Блестящий рациональный ум, способность управлять практически любым сообществом существ, сильная воля и бесстрашие. Хотя кое-что человеческое в нём всё-таки имелось. Парень оказался слишком чувствительным, и эта его слабость сыграла злую шутку с миссией Венна.
Отцу пришлось всерьёз потрудиться, чтобы избавить своего преемника от этой напасти. И вот, когда, казалось бы, все преграды для его развития были успешно устранены, вместо того, чтобы развиваться, сын, напротив, стал деградировать. Поначалу это было незаметно, и Венн к своему стыду упустил момент, когда изменения стали необратимы. И вот закономерный результат: преемник отправился на перевоплощение. На то, чтобы ждать его возвращения в эту Реальность и заново воспитывать до требуемого уровня, у Венна времени уже не осталось.
Са́нджей не спеша шёл на кухню под монотонное пение, доносившееся из открытых дверей главного храма. Сегодня был третий день огненного ритуала, и в храме исполняли цог Сипи Джалмо, защитницы бон. Местные пацаны, как всегда, нагло протиснулись вперёд и расхватали что полегче, а им с Та́ши опять оставили тяжеленные чайники с тибетским чаем. Это была уже набившая оскомину привычная практика беспардонных собратьев по монастырской школе. Поначалу Санджей возмущался, пытался как-то бороться с такой несправедливостью, но постепенно привык. В конце концов, они с Таши были гораздо крупнее и сильнее тибетских сверстников. Кому же ещё таскать тяжести?
Друг дожидался его у скамьи, на которой стояли два медных чайника, уже наполненные мерзким мутноватым напитком цвета беж. Санджей терпеть не мог тибетский чай, один его запах вызывал у него приступ тошноты. Так что раздачу чая монахам и гостям во время пуджи он почитал за тяжкую повинность, чем-то вроде отработки кармы. Такой настрой помогал мальчику смириться с неприятной утренней рутиной.