На земле ещё сумрачно, но небо, особенно это заметно на востоке, стало светлее. Где-то на пятом упражнении физзарядки краем глаза я выхватил движение у выхода из барака СУС. Из барака под конвоем инспектора вывели двоих зеков и повели в нашем направлении.
Я смотрел на приближающиеся фигуры, и моё настроение от этого зрелища отнюдь не улучшилось. Некоторые товарищи из СУСа определённо могли осложнить взаимоотношения как между этапниками, так и доставить неприятности самому этапу. В нашей колонии барак строгих условий содержания представлял из себя весьма разношёрстную публику. В этом бараке отбывали наказание действительно настоящие авторитеты, и так называемый за глаза «блаткомитет», и простые мужики-работяги, и так называемые «красные» и хозобслуга. Изредка залетали в СУС зеки самого низшего ранга – «обиженные». Какую из вышеперечисленных мастей представляла приближающаяся к нам троица, пока было непонятно.
Тем временем зарядка подошла к концу. Несколько офицеров, безопасники, оперативники и помощник оперативного дежурного, контролировавшие это мероприятие, прошли мимо нас в дежурную часть. Вскоре весь наш этап под конвоем увели «под крышу» – большое по занимаемой территории здание, совершенно изолированное как от жилой, так и от промышленной зоны, под крышей которого располагались камеры изоляторов, БУРов и помещение карантина. По своей сути это здание было не что иное как тюрьма в тюрьме. Здесь был проведён личный досмотр и обыск наших вещей, после чего наш этап развели по двум камерам изолятора. Нашей камерой оказалась четырёхместка (собственно, нас и водворили сюда вчетвером). Моими соэтапниками были некто Митяйкин из пятого барака, Виноградцев и Дубов – эти из СУСа. Ни их фамилии, ни их лица не были мне знакомы. Как и положено в изоляторе, шконки с обеих сторон стен пристёгнуты на цепи и задвинуты к стене (охрана изолятора отстёгивает их только на ночь). В углу у дверей параша. Посередине камеры стоял стол и две лавки, ножки которых вмурованы намертво в пол. Помимо внешних обитых железом дверей, были ещё одни внутренние решётчатые. Стены камеры окрашены в тёмно-коричневый цвет. Лампа в камере только одна, над дверью, и светила настолько тускло, что едва ли можно было что-либо прочесть, не напрягая зрение. Но это камера изолятора, куда бросают проштрафившихся заключённых в наказание, поэтому не стоило ждать от этого места особого комфорта. Камера была тёплой, а это, исходя из моего когда-то горького опыта, уже великое благо для зека. Меня успокаивала мысль, что мы здесь ненадолго, всего лишь на несколько часов.