Три истории из реальной жизни. Любовь и музыка. Трудная работа. Дорога к дому - страница 22

Шрифт
Интервал


Классическая русская литература учит не жить в том слое, что Солнце согревает специально для жизни, а понуждает людей утопать на глубине, становясь добычей слепых крабов и электрических скатов. В этом и заключается антикультура Достоевского, Толстого и всех русских писательских кружков дооктябрьских веков, которые кричали о совести, а не о благости бытия. Про двадцатый век говорить смысла нет – десять имён от силы. Остальные в оркестре антикультуры. Особая глубина мысли – подлое отвлечение от жизни в согретом Солнцем слое. Там тесно, но тепло, светло и много возможностей. Там свои законы, и их нужно суметь постигнуть: чтобы жить как все, надо быть как все.

– Вить, остынь. Я согласен с тобой. Полностью. Только остынь. А ты, кстати, много французов или англичан читал?

– Нет, очень мало. Отравился Достоевским. Теперь нормальных книг и читать не могу. Всё тянет на глинистое дно к слепым крабам опуститься. Достичь дна Марианской впадины. Дураки.

– Speak for yourself (говори за себя), – бросил Вовка и, поджав губы, серьёзно глянул на Майю. Его тревожил оборот встречи. Пришли развлечься, начали весело и вот – от безобидной темы скатились к самоуничижению во имя глубины «Марианской впадины».

– Мальчики, несут! – выручила дама застолье, воодушевив мужичков-дурачков приподнятым голосом и настроением.

– Понимаешь, Вован, Russians стремятся пользоваться всем тем, что культивируется в согретых слоях биосферы, а жить на илистом скользком дне, в холоде и темноте, упрекая в самообречённости других. Но так нельзя: на дно путь короткий, а к солнцу длинный. Снять давление глубины можно лишь постепенно поднимаясь к культурному слою. Быстро нельзя – смерть от декомпрессии. Об этом никто не говорит людям. Этому их не учат. Будь моя воля, я бы каждого Russian не меньше года обязал бы прожить за границей. Кредит у Международного валютного фонда для дела выбил бы. Это самый короткий и наглядный путь к действительной, а не к особой русской культуре, – он уже успокоился и говорил, улыбаясь.

Японка расставляла на столе перед русскими гостями первые холодные закуски, и Виктор не хотел заставлять её думать, что что-то не так. Она могла от этого расстроиться. Майя и Владимир заметили перемену и одинаково её оценили, но выводы для себя сделали разные.