Лунный сторож - страница 2

Шрифт
Интервал


Справа – речка, слева – кони.
До дождя б к тебе  добраться,
рыщут тучи, свищет поле.
Нам бы только повидаться
и не боле, и не боле.

«Трясёт в удушливом вагоне…»

Трясёт в удушливом вагоне,
мелькают мимо огоньки.
Луна в златой блестит короне,
кивают звёзды-мотыльки.
Я еду причаститься слову
в долину синюю берёз.
Мой поезд мчится по уклону
под ритмы рваные колёс.
Мосты дрожат, от их натуги
вздохнуло эхо в вышине,
где рифма склеивает дуги
в невозмутимой простоте.
Лишь тают покаяньем свечи,
сургуч пытается качать
ту неизбежную печать,
что вечностью легла на плечи.

«Всё ли сказано…»

Всё ли сказано,
всё ли сделано,
перемазано,
перемелено.
Полем, бережком,
постной реченькой
не ходи божком,
словно меченый.
Разнесёт ковыль,
загрызёт тоска.
Станешь, опостыл —
поминай тогда
не распутницу,
не левкоев цвет,
а распутицу
от прошедших лет.

Цапля

Она, как вечный властелин —
тиха, умна, стройна, надменна,
кидая взор попеременно,
не шлёт привет, а вздох один.
Жеманница! Или вдруг, почуяв
какой-то надобности спор, —
откроет клюв во весь опор.
Ей на количество плевать чешуек,
коль рыбка пролепечет вздор.

«Отрёкся. Обратилась в бегство…»

Отрёкся. Обратилась в бегство
черёмуха и – ягода терниста.
Сама себе на половине кресла
перебираю зёрнышки и листья.
Кто прославляет утро странным гимном?
Скорее, это пугало кичится
у той ограды. Пролетали мимо
окна раскрытого растрёпанные птицы.
И только ветер, басурман незваный,
ворвавшись, что-то рыскал ненасытно.
У кресла листья превращались в стаю
и губы вязли, терпки были мысли.

«Немного ветренности в мыслях…»

Немного ветренности в мыслях,
сухих, летящих красных листьев,
художника шаги и сон
еловых веток. А потом —
собрать в букет всё дотемна,
на стол игристого вина
поставить только для причуды.
Свечей не жечь, а верить в чудо.
Смотреть в окно и ждать тебя.
Вот ореол от фонаря
светлеет, право, от предчувствий.
Вдруг первый снег пошёл, как мюсли,
с листвой смешался и дождём,
кружит и вьёт под фонарём…
И только столб, дрожа во мгле,
на подгнивающей ноге,
чернел вдали и не дышал
и никого уже не ждал.

«Гуляй, мой стих, гуляй…»

Гуляй, мой стих, гуляй,
как гоголевский нос.
Среди кварталов май
меня загрыз до слёз.
Неси свой тихий бред,
до тех углов дойди,
где счастья больше нет,
одни дожди-дожди.
До слякоти в снегах
мешай земную быль.
Пусть свяжет мне уста
прогорклая полынь.
По щиколотку вброд.