Я сделал серию из 6 картин на тему чужеродного устройства. Назвал картины «Чужой»:
Серия картин «Чужой»
МАГ (СМОТРИТ ВНИМАТЕЛЬНО НА КАРТИНЫ):
Очень даже может быть…
Чужеродное устройство выглядит как воронка над головой. Примерно так же, как все другие чакры. Но чужеродный вихрь направлен в другую сторону относительно остальных чакр. Также маги видят что-то напоминающее щупальца спрута, исходящие из макушки головы и прикрепляющиеся клейкими нитями к волокнам человеческого кокона. Они-то и замедляют и делают тяжелым осознание человека и деформируют форму кокона.
Когда человек избавляется полностью от хищника, форма его энергококона распрямляется. Это явление маги назвали потерей человеческой формы.
УЧЕНЫЙ:
«Человеческая форма» – это деформированный чужеродным устройством энергококон?
А потерей человеческой формы называется избавление от чужеродного устройства, когда кокон выпрямляется? Так?
МАГ:
Так.
ХУДОЖНИК:
Если за все гнусности, которые совершает человек, ответственен хищник, получается, человек ни в чем не виноват? Как быть с этим?
МАГ:
Вы отчасти правы. Осознание факта, что мы, люди, все являемся пленниками, позволит более снисходительно относиться к людям.
ХУДОЖНИК:
Например, мне нагрубили, а я вместо того, чтобы обидеться и воспроизводить иллюминацию своим праведным гневом, который тут же будет слизан, сразу же представляю на голове у обидчика вот такое устройство
(ПОКАЗЫВАЕТ НА ОДНУ ИЗ СЕРИИ КАРТИН «ЧУЖЕРОДНОЕ УСТРОЙСТВО»),
и все, я не реагирую эмоционально. Обед у хищника сорван. Так?
МАГ:
Примерно. Эмоции часто будут присутствовать, мы же не роботы. Сострадание и смех – эти эмоции положительно влияют на ваше здоровье и не вызывают вкусных вспышек на энергетическом коконе. Маги – очень практичные и веселые ребята, они много смеялись.
Хочу зачитать отрывок из книги – реакцию Кастанеды, когда он впервые увидел воладора:
Хищник отнюдь не был добродушным существом. Он был чрезвычайно тяжелым, огромным и равнодушным. Я ощутил его презрение к нам. Несомненно, он сокрушил нас много веков назад, сделав, как и говорил дон Хуан, слабыми, уязвимыми и покорными. Я снял с себя мокрую одежду, завернулся в пончо, присел на кровать и буквально разревелся, но мне было жаль не себя. У меня были моя ярость, мое несгибаемое намерение, которые не позволят им пожирать меня. Я плакал о своих собратьях, особенно о своем отце. До этого мгновения я никогда не отдавал себе отчета в том, до такой степени я люблю его.