– Алло? – спросил я.
Михаил Петрович Самсонов, шестидесяти четырёх лет от роду, раздражённо рявкнул в ответ:
– Наконец-то! Что за звуки? Ты чем на звонок ответил? Жопой, что ли?
– Пяткой, – честно ответил я и не соврал.
– Болван! – сокрушённо вздохнул отец.
Я прикинул в уме, успею сосчитать до трёх, прежде чем он скажет свою коронную фразу?
Один…
Два…
– Мой единственный родной сын – и тот кретин! – ласково выдал папаша.
Всё-таки я не успел сосчитать до трёх. На этот раз я – кретин. Не осёл, не идиот, не тупица, не болван, не дурак, но – кретин. Сын – кретин, даже звучит в рифму.
Отец часто сокрушался по поводу моей бесполезности. Ещё чаще он сокрушался по поводу того, что сводный братец Матвей – куда более подходящий сынок, но, увы, не родной.
Я – старшенький Самсонов. Матвей – младшенький Самсонов. Мамы у нас с Матвеем разные. Вот только я – сын своего отца. А Матвей – ни хрена.
Папаша был женат трижды. Первый раз на моей маме, Катерине. Но папа, пардон, блядовать любил, поэтому семья распалась очень и очень быстро. Я некоторое время жил то с мамой, то с папой. Меня отфутболивали из стороны в сторону. Всё моё детство – это череда бесконечных тёрок между родителями.
Мама:
– А новый велосипед тебе пусть папочка подарит! У него же хватает денег на всяких шалав!
Папа:
– Новый велосипед? Мамашка без моих денег не может тебе ничего купить, да?
Я получал новый велосипед, самый дорогой. Потом мою мамашу перекашивало от злости, она эпично вышвыривала велосипед, говоря, что без денег папаши мы и сами справимся!
Но пыла у мамочки хватало ненадолго. Сытая жизнь разбаловала её. Трудиться она не привыкла, поэтому постоянно была в поисках «денежного мешка».
Мамашка находила «денежные мешки», ведь внешностью её природа не обделила. Но не все «мешки» были приятной наружности или хорошего поведения. Один из её новых дружков, нанюхавшийся чего-то, избил меня за то, что я вернулся раньше, чем они с мамашей успели переместиться в спальню.
Я попал в больницу с закрытой черепно-мозговой травмой, двумя переломанными рёбрами и огромным чёрным синяком на пол-лица. После этого случая отец окончательно забрал меня к себе, стараясь компенсировать деньгами своё отсутствие.
Но я к тому времени был уже пятнадцатилетним лбом, ростом метр восемьдесят. Налаживать тёплые отношения с папашей было невероятно сложно. Так они и не наладились по сей день.