– Орюкзаченные? – переспросила я.
– А как еще сказать? У каждого за плечами по огромному рюкзаку, – отмахнулся Степан. – В очередной поход собрались, наивные. Были еще фотографии со школьных линеек, всяких конкурсов, пионерских слетов. А есть те, на которых отец не только с детьми, но и с их родителями. Так вот, мать сразу опо-знала ту, с которой у папаши были отношения. «Это она, сынок. Теперь я точно уверена».
– Как же ей удалось?
– Кому? Как удалось той бабе запрыгнуть в койку к учителю своего ребенка? Понятия не имею. Может, она ему взятку так дала, чтобы дочери пятерки ставил, – грубовато осведомился Пожаров.
– Маме твоей, – уточнила я. – Как она догадалась, что женщина на фото и была той самой любовницей?
Степан ненадолго задумался. Потом пожал плечами.
– Она, наверное, все сопоставила, – решил он. – С кем-то из родителей учеников отца она была знакома, сама мне как-то рассказывала. Но не подозревала, что он крутит с одной из мамашек. Любовницу отца, кстати, звали Людмилой.
– Алевтина Петровна не называла ее по имени. Ты уверен, что женщина на фото и есть та самая любовница твоего отца?
– Уверен.
– Значит, они были знакомы?
– Наверное. Мать не уточняла.
За окном стемнело. Природа в Тарасове и окрестностях в этом апреле никак не хотела просыпаться. Да и сам апрель был каким-то не весенним. Снег он растопил быстро, но по ночам все еще подкидывал то легкий морозец, то колючий дождик, больше напоминавший мелкий снежок.
Наконец Степан нашел в комнате место, где смог успокоиться. Сел за рабочий стол, снова достал сигареты.
– Ну? – хмуро спросил он, отбросив в сторону зажигалку и выпустив изо рта несколько красивых колец из сигаретного дыма. – Возьмешься?
Я наблюдала за кольцами. Одно из них, прежде чем раствориться в воздухе, проплыло через половину комнаты.
– За что? Что же конкретно от меня требуется, Степан?
Пожаров подался вперед, лег грудью на сложенные перед собой руки.
– Я не верю в то, что он мог реально заглянуть в прошлое моей матери, – угрожающе произнес он. – Он напугал пожилого человека и круто изменил мою жизнь. За это я перевел ему солидную сумму денег.
– Сколько?
– Много.
– Сколько? – с нажимом повторила я.
– Пятьдесят тысяч. Если бы я захотел, чтобы он и меня исповедовал, то это стоило бы еще столько же. Но деньги, Тань, сейчас вообще ни при чем. Не о них речь. Знаешь, что мне сказал Шаров, когда я его вызвал на другой день к матери? Он сказал, что удивлен тем, что она вообще еще жива. Приехал, сделал ей на месте электрокардиограмму, прослушал, проверил, посчитал пульс. И сам чуть не помер, увидев показатели.