Дедушка Анны бодро втянул носом свежий воздух. Было ещё очень рано: карманные часы его с механическими стрелками не показали восемь; и, хотя аловато-розовое марево зари на небе давно растаяло, серая сонная дымка не исчезла. Она окутывала кроны деревьев в свадебную фату, закрывала мордочки деловитых, суетливых лесных жителей и заботливо согревала вулканчики муравейников, которые извергались из-под земли в самых неожиданных местах. Дедушка Анны уверенно шёл по сухой крепкой тропке, и короткой палкой с острым концом то и дело нырял в заросли буйной травы: то слева, то справа. Анна не успевала даже раскрывать глаза пошире: дедушка сбивал грибы, как сбивают мишени в тире, стряхивал их в лукошко, висевшее на сгибе правой руки, радостно хмыкал и лишь ускорял шаг.
Анна уже не шагала, а бежала, с трудом хватала ртом воздух, но не жаловалась, а, напротив, улыбалась. Улыбка радостно цвела у неё на губах. Шляпка с синими полями свалилась у неё с головы, но ленточки, завязанные бантом под подбородком, удерживали шляпу за спиной. Воздух набивался в соломенные сплетения, завывал между ними довольным и бодрым голосом, а Анна выстукивала плоскими подошвами ботинок разудалый ритм по лесной почве и подпрыгивала, глядя в широкую, неумолимо прямую спину дедушки и его упрямые расправленные плечи.
Всё дальше и дальше заходили они, всё выше и выше вставало солнце и всё увереннее и увереннее снимало, сдирало оно остатки сонной вуали с лесных прогалин. То тут, то там Анне на глаза попадались солнечные зайчики, проказливо танцующие на мшистых стволах; тонкие золотистые нити играли в прятки друг с другом между листьями и стеблями, и Анна пыталась поймать их, но её ладони лишь звучно били по пустоте.
Дедушка уверенно спускался по мягкому полуголому пригорку. Он больше не размахивал острой палкой: лукошко через его руку уже было полным до краёв, и солнце весело, как-то по-детски бодро сияло на них: на шляпках, на ножках, на пластинках под шляпкой, мягких, сохранивших прохладный дух леса. Дедушка тоже сдвинул с головы свою шляпу: они шагали в тени, – и шляпа его болталась у него на спине, поддерживаемая двумя грубыми тесёмками, продетыми сквозь кривые дырки в полях.
– Послушай-ка, – вдруг заговорил он трубным хрипловатым голосом, низким и звучным, – что ты там про хозяев реки сказывала?