– Простите… Вы слышите меня?
Звук скрипки по инерции звучал еще несколько тактов, медленно опустив ее, человек остановившимся взглядом, испуганно мгновенье смотрел на меня.
– Да… Слышу.
– Вы понимаете меня?
Как-то растерянно, машинально теребя лежавший на коленях смычок, человек со странно потерянным видом рассматривал меня, словно пытаясь каким-то забытым навыком что-то разглядеть во мне.
– Да. Понимаю.
– Идемте. Идемте скорее отсюда.
Взяв за руку, я поднял его со стула; шагнув было за мной, секундно метнувшись обратно, чтобы взять прислоненную к стулу скрипку, человек покорно пошел за мной, так же как я стараясь не задевать сидевших на пути людей; протиснувшись между рядами, мы вышли и сошли со сцены, музыканты сосредоточенно продолжали играть «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Быстро подойдя к Вагаскову и немецкому офицеру, сидевшим рядом в первом ряду, я, выставляя вперед музыканта, невольно чуть подтолкнул его в спину.
– Вот. Это… Это – человек.
Быстро вскочив, невольно с двух сторон почти угрожающе надвинувшись на музыканта, оба несколько мгновений, словно завороженно, разглядывали его.
– Как вас зовут?
Растерянно хлопая ресницами, человек некоторое время переводил взгляд с одного на другого.
– Зовут… Зовут меня… Я… Нет, я не помню.
– Вы живете здесь?
Словно обрадовавшись, что может ответить на вопрос, человек быстро кивнул.
– Да. В квартире.
– Вы можете проводить нас туда? Это далеко?
– Это… Далеко? Нет, не далеко. Не очень далеко. Да, могу.
– Пожалуйста… – старательно пытаясь, чтобы голос звучал мягче, немецкий офицер невольно понизил его. – Пожалуйста, проводите нас туда. Нам очень нужно поговорить.
Еще раз быстро переведя взгляд с немецкого офицера на Вагаскова, так же быстро кивнув, человек, повернувшись, прошел по скверику, мы двинулись за ним. Выйдя из скверика, миновав несколько узких, бедно застроенных улиц, свернув в переулок, по захламленной лестнице обшарпанного, растрескавшегося дома мы поднялись на третий этаж, дрожащей рукой, не сразу попав в замочную скважину ключом, человек открыл дверь, вслед за ним мы вошли.
Крохотная квартирка и маленькая кухонька, стены комнаты сплошь были заставлены стеллажами и шкафами с книгами, невольно оставив без внимания Вагаскова, немецкого офицера и остальных, усевшихся с хозяином квартирки у батареи в углу, я подошел к книжным полкам. Плотно забитые, без щелей и просветов, они были заставлены книгами авторов с немецкими, английскими, итальянскими и русскими именами, но ничего не говорившими мне. Длинные, двадцатитомные собрания сочинений Рихарда Шумана, Эрве д’Эспре и Севастьяна Сцепова разом привлекли мое внимание; беря наугад том за томом, на первой попавшейся странице раскрывая их, я с первых строк ощущал, что вижу перед собой что-то поразительно интересное – захватывающие, цепляющие за сердце с первой фразы диалоги, восхитительно яркие, пленяющие своей живостью описания, головокружительно интересные события и мысли искрили, лились с каждой страницы, ощущая, что держу в руках целый мир – неизвестный, живой, потрясающе полнокровный и необъятный, понимая и чувствуя, что такой же мир или другие миры, продолжения этого мира скрытым сиянием таятся в других наполняющих полки книгах, на мгновение ощутив безумную мысль навсегда остаться в этой комнате и навсегда погрузиться в миры, населяющие ее, грубым, неприятным усилием воли преодолев, отбросив эту мысль, с пронзающим сердце сожалением закрыв и поставив на место книжный том, я подошел к остальным.