Мама ликовала. Собрала гостей, тех немногочисленных, кто не отвернулся от нас в тот злополучный год. Все поздравляли меня, сыпались тосты. Мама вспоминала наши бесконечные домашние прогоны «за маму, а теперь за папу»: когда я пыталась отточить новую фигуру, а мама отстукивала ритм каблучками моих первых танцевальных туфель. Это было удобно, туфельки легко помещались в ладонь. В окончание вечера она внесла огромный торт со свечами! Нет, не тринадцатью, свечей было только десять – по числу танцев любой сложности, которые отныне мы можем исполнять в «открытом классе». Ей богу, такого торта даже на моем дне рождения не было. Все фотографировались с ним на заграничный полароид, оставшийся от той обеспеченной жизни, которая совсем недавно для нас закончилась. А я задумчиво водила ложкой по пустой тарелке. Торт всегда был под запретом, берегла фигуру – танцору нельзя толстеть и покрываться прыщами. Сегодня мне можно было все, но – не хотелось. Мысленно я каждую минуту уносилась далеко от гостей, торта, мамы – на паркет, в тот наш пьяный танец, когда он вёл меня, а я полностью ему вверилась. Не было проблем, не было смущения – мы были полностью откровенны. Мы любили друг друга. По крайней мере, любила я.
Вы скажете «с того момента они начали встречаться, а потом жили долго и счастливо». Но нет. С того момента я стала добавлять в свою «лимонку» водку. Не так много, как в тот раз, буквально стопку. Иногда даже всего пару капель. Мне достаточно было знать, что алкоголь там есть, уже от этого знания я чуть расслаблялась и выдавала результат. Но на тренировке и выступлениях мы только танцевали, разговаривать с Олегом было некогда. А в школу я ходила без своей «страховки». Поэтому вне танца мы так и оставались «просто друзьями».