Обстановка в гостиной соответствовала стилю расцвета позднего социализма. Около окна стоял старенький цветной телевизор – Минский «Горизонт», далее – музыкальный центр с колонками, небольшой сервант с посудой – хрустальными рюмками, вазами, фарфоровыми чашечками. Алёна с любопытством заглянула в ящики серванта. На одной из полок стопкой громоздились виниловые пластинки с классической музыкой, на другой – коробка с фотографиями и какие-то бумаги. Вплотную к серванту придвинут книжный шкаф, полки которого распирало от книг по искусству и художественных альбомов. В комнате было два спальных места – диван-кровать, на котором спал отец, расположенная, что называется, ногами к двери, и ещё тахта в другой части комнаты, около окна.
На диван-кровати лежало смятое одеяло, простынь, валялась подушка, сверху – полосатая пижама. « Все в таком беспорядке, – подумала Алёна, – как будто кто-то боролся». Рядом с изголовьем находился старенький торшер ядовито-зеленого цвета. «Говорят, что зеленый цвет якобы успокаивает, – пришло в голову женщине, – но этот торшер выглядит просто зловеще. Почему-то сбоку чёрное пятно, как будто его нечаянно подпалили, хотя я точно знаю, что отец не курил. Тогда каким образом это произошло?».
Стены были украшены акварелями, написанными отцом, в основном пейзажами. Огромная репродукция Джоконды висела в центре залы и при свете торшера имела какой-то синюшный оттенок. «Кто-то считает, что Джоконда – необыкновенная красавица, но только не я, – размышляла Алёна, – эти выбритые брови, тонкие губы… А её знаменитая улыбка! Какая-то змеиная. Как будто она кого-то только что отравила и скрывает это, но очень довольна. И что отец в ней нашёл? Да ещё репродукция сомнительного качества, ещё и очень большая по размеру». Алёна вспомнила, что отец тоже подарил ей копию картины Леонардо да Винчи – «Дама с горностаем». Алёна очень ценила работы художников Возрождения, некоторые она видела в Эрмитаже. Современных художников она не понимала и не любила.
«Кто только клеил обои в этой комнате, они наклеены вкривь и вкось, я даже лучше бы это сделала, – мрачно размышляла Алёна. – Цвет такой ужасный, белесый, хоть обои и новые. Папа, может быть, и хороший художник, но в уюте ничего не понимал. Взять, например, эти шторы, темные и мрачные, с оборванными петельками. К тому же они явно очень пыльные, давно не стиранные. А уж тюль, так тот вообще почти чёрный. Раньше папа считал, что тюль крадет свет и без него гораздо лучше».