Я оторопела. Сейчас в глазах ребенка не было ни капли любви ко мне, на ее хорошеньком личике появилось раздражение.
Фил крякнул.
– Виола Леонидовна.
– Ленинидовна, – машинально поправила я, – мы вроде договорились общаться без отчества.
– Теперь вы оба мне мешаете отдыхать, – еще сильней рассердилась малышка.
Филипп встал.
– Виола, давайте пересядем.
Мы устроились в другом конце студии.
– Надежда прекрасно работает на площадке, – забубнил режиссер, – она талант. Изобразит все, что угодно. Любовь, ненависть, ужас, страх. Она профи. Но в контракте прописан обязательный отдых, поэтому…
– Понимаю, – остановила я парня, – больше не побеспокою ребенка. Не знала, что у вас такие правила.
– Это бизнес, – улыбнулся Фил, – вы выглядите усталой. Хотите, прервем съемку?
Я кивнула, кое-как стерла «красоту» с лица и отправилась на парковку к своей машине.
Домой я вошла в компании с мощным комплексом неполноценности. Ну, согласитесь, не очень приятно признать, что маленький ребенок работает перед камерой лучше тебя. А еще мне стало не по себе от того, как изменилось выражение личика Нади, когда она вышла из роли моей крестницы. Похоже, девочка искренне ненавидит тех, с кем работает. И злоба у нее в душе совсем не детская, а взрослая и осознанная.
Не успела я снять пальто, как затрезвонил телефон, меня опять разыскивал доктор Максимов.
– Что случилось? – спросила я. – Бриллианты не того размера оказались?
– С камнями порядок, – устало пояснил Владимир Николаевич, – простите, ради бога, Виола. Я попал в крайне неприятное положение. Нет ли у вас знакомых, которые могут мне помочь?
– В чем дело, уточните? – попросила я.
– Евгений Петрович очнулся, – начал доктор, – мы просили его остаться, но больной всех послал по известному адресу и уехал домой. Хотя мы его уговаривали этого не делать. Состояние Елизаветы Сергеевны крайне тяжелое. Я не могу понять, в чем дело. Проводятся все необходимые меры, но они результата не дают. Льем в нее препараты, льем, но никаких улучшений. Евгений Петрович узнал, что подвижек в лучшую сторону нет, опять разбушевался, пригрозил мне судом.
– За что вас в лапы правосудия отдавать? – спросила я. – Надеюсь, вы ведете тщательную запись всех своих назначений. Сможете предоставить их тому, кто решит проверить правильность лечения?