Я немного боюсь, я охвачен смятеньем и дрожью,
Сознаю, что мой грех непростителен, наг… и велик!
Потому что дерзну! … Не получится правдой – так ложью,
Отодвинуть стену, чтоб приблизить твой ангельский лик!
И я знаю, что мне… глянул я на себя – не предстало,
Что за это, всю жизнь, может быть, себя буду винить!
Всё равно подойду, не спросив, к твоему пьедесталу.
Чтоб застыть перед ним и… колени свои приклонить!
И посмею взглянуть на твои очертанья, украдкой,
И захочется мне тихим шёпотом робко сказать,
Что ты мне как никто, в душу врезалась женской загадкой,
И, что я, как никто, силюсь тщетно её разгадать.
Но приснился мне сон, что твои дерзновенья крылаты.
Что, твой дух – как скала, под былинами Дона, окреп.
Что заквасили кровь, при зачатье, лихие сарматы,
Колыбелью твоей, была Доном омытая степь.
Я прилягу в степи, превращусь в голубую дорогу,
Приласкаю звезду, чтоб горел над дорогами свет!
Чтоб ходили по ним, окропились росой твои ноги,
И на сердце моём зарубили, оставили след!