Хорунжий спросил:
– Сбежала как?
– Встало у меня сердце. Они меня отливали холодной водой, потом грят: «Сделаем отдых». Ушли в избу, а я оделась да в лес. Лучше, мол, помереть в лесу! После вспомнила про эту избу… добрые люди здесь спички припасли, дрова…
Славка страдальчески вздохнул:
– Эх, Танька, был бы отец жив, излупцевал бы тя вожжами!
Татьяна ещё сильнее съёжилась, зарыдала. Хорунжий рассерженно приструнил подростка:
– Ну что ты мелешь?!
Один из казаков, поймав звук снаружи, скользнул к двери. Донёсся голос:
– Я здесь сторож, товарищи!
– Зайди!
Сполохи пламени от печи озарили вошедшего. Разведчики узнали жителя Ветлянской Гаврилу Губанова по прозванью Губка. Он был крепкий середнячок, держал около ста овец. Щурясь, присмотрелся, обнажил голову, перекрестился:
– Прошу прощенья, земляки! Поостерёгся – сказал «товарищи». А я было к вам поехал, в Изобильную. Уж у нас творятся дела-аа…
Приблизился к Славке, обнял, прижал его голову к груди. Жалостливо, но торопливо и не глядя на неё, погладил по спине ёжащуюся Таню. Поздоровавшись за руку с казаками, присев на корточки у печного устья, стал рассказывать…
Добавим подробности из поздних рассказов и других очевидцев, чтобы картина представилась полнее.
К комиссару привели священника-старообрядца. Житор сидел в избе за столом:
– Вы клевещете на советскую власть, подогреваете настроения… сознаёте, что я должен вас расстрелять?
Священник отвечал:
– На всё воля Божья.
– Божья? А почему вы сами идёте против заповедей? Ведь сказано, что всякая власть – от Бога и кесарю отдай кесарево!
– Добытый крестьянином хлеб насущный принадлежит не кесарю, а взрастившему хлеб труженику. И второе: нигде не сказано – отдай разбойнику то, на что он позарился.
Священника свели к реке. Житор шёл поодаль, сцепив за спиной пятерни и поигрывая пальцами. Обогнул прорубь, носком сапога сшиб в неё льдинку.
– Освежите гражданина попа! Пусть согласится объявить, что все духовные лица и он сам – шарлатаны!
Загоготали, содрали со священника шубу, кто-то ребром ладони рубнул его по шее, заломили ему за спину руки – головой сунули в прорубь. Когда он, стоя на коленях на льду, отдышался, комиссар насмешливо воскликнул:
– Объявите, гражданин освежённый?
Священник набрал воздуха широкой грудью – плюнул. Его стукнули дулом карабина в затылок и принялись окунать головой в ледяную воду раз за разом. Житор считал: