– Вам ли объяснять: что значат моё состояние, местные связи перед положением, именем… – он не стал его повторять.
Распалившийся хорунжий воскликнул:
– Ничего не предприняв, отдаться панике?
Он убедил Калинчина дать ему «полномочия на хлопоты» и, посетив в губернии людей, какие должны были пригодиться, поехал в Петербург. Здесь ходил по приёмным, вручал рекомендации, уговаривал, просил… В конце концов, проявив всю свою недюжинную настырность, ходатай добился того, что его провели к коменданту Зимнего дворца. Прокл Петрович красноречиво обрисовал его превосходительству суть дела, особенно упирая на то, «что тысячи русских воинов, идущих на вражеские пули, обречены есть хлеб с отравой», и передал пространную жалобу на князя Белосельского-Белозерского, подкреплённую свидетельствами нескольких мужественных людей.
– Ваше превосходительство, можете обещать мне, что эти документы дойдут до государя императора?
Речь Байбарина подействовала на коменданта, и он внушительно заверил: бумаги будут доставлены его величеству.
Четыре дня ждал Прокл Петрович ответа, жил в номерах на Большой Вульфовой улице, неподалёку от Аптекарского моста. Рано утром раздался требовательный стук в дверь – Байбарин крикнул с постели:
– Я раздет!
– Так оденьтесь скорее! – повелительно произнёс голос за дверью.
Спустя пять минут в номер вошли жандармский штаб-офицер в дорогого сукна пальто с золотыми погонами, два ражих жандарма и два господина в партикулярном, одетых у превосходного портного. Штаб-офицер, видный, надменный, лет тридцати с небольшим, спросил резко, зло и презрительно:
– Байбарин Прокл, сын Петров?
– Он самый. К вашим услугам.
– Предъявите все вещи для осмотра.
«Стряпчий», в первую минуту немного растерявшийся, запальчиво потребовал:
– Где основания, что это не произвол?!
Офицер уставился на него вдруг побелевшими бешеными глазами:
– Молча-а-ать!!! – обтянутая белой перчаткой рука сжалась в кулак.
Два жандарма схватили Байбарина своими ручищами, а один из агентов бесцеремонно обыскал его. Второй принялся рыться в вещах. Прокл Петрович выворачивался, как уж, всеми силами пытаясь освободиться:
– Я жаловался его величеству императору! От него скрывают, но до него дойдёт…
Штаб-офицер усмехнулся высокомерно и ненавидяще:
– Я исполняю высочайшую волю! И советую быть спокойнее – если не желаете угодить в сумасшедший дом.