– Джинн-спасатель? – удивился Тутая. – Не знаю такого. В большой сугроб упал, однако. Хорошо упал, мягко. Только душно. Вниз головой упал – душно было, пока не вытащили, однако.
Переплёт улыбнулся.
– Нет, со мной другая история приключилась…
Он начал рассказывать о своём собственном опыте воздухоплавания, но тут открылась дверь дальнего купе, и в коридор вышел медведь в косоворотке. Вежливо кивнув попутчикам, он открыл окно и выставил нос под тугие струи воздуха. Переплёт прекрасно знал, что этот медведь на самом деле никакой не медведь, но знание ничуть не спасало от некоторой слабости в ногах, и он предложил вернуться в купе.
***
Покинув коридор, Тутая немедленно закурил свою резную трубку, присоединив её ужасающий, но странным образом проясняющий голову запах к сладковатому аромату папиросы, зажатой в зубах Запирая Сберегаевича, который сидел у окна и читал газету, щуря правый глаз через монокль.
– Опять гондыр вышел воздухом подышать? – поинтересовался он, не отрываясь от чтения.
– Однако, почему вы так решили? – насупился Переплёт.
– Потому что у вас обоих всегда такие лица, когда вы его увидите, – усмехнулся яркутский домовой. – Не смущайтесь, однако. Ваша реакция вполне объяснима и, хотя не может быть названа разумной, всё же простительна. Внешность у гондыра и впрямь впечатляющая.
– А у вас на Косматке, господин Тутая, медведи водятся? – спросил Переплёт.
– Да, много водятся!
– И вы, наверное, их видели?
– Да, много видел!
– Вот странно: вы боитесь медведя, потому что видели его, а я сроду не видел – и всё равно боюсь. Забавно, правда?
Тутая хотел что-то ответить, но тут Запирай Сберегаевич сложил газету и, гася папиросу в пепельнице, сказал:
– Да разве в том дело, однако, видел кто-нибудь медведя, или не видел? К примеру, каждый из нас испугается, встретив крокодила, хотя мы все гарантированно не видели их…
– Я видел, однако, – вставил Тутая.
Собеседники удивлённо воззрились на него.
– Не хотите же вы сказать, что на Косматке водятся крокодилы? – спросил Запирай Сберегаевич, ловя монокль.
– Да, немного водятся. Двое водятся и трое возились, – сказал Тутая и простодушно растолковал: – Двоих в цирке водили, а троих на корабле везли.
Запирай Сберегаевич рассмеялся и, вместе с моноклем будто бы вернув на место себя самого, продолжил: