– Ты вот что, Лёха, ты давай дерись после занятий, сколько твоей душе будет угодно, а в школе нужно хорошо учиться, особенно когда иностранный язык будешь изучать! Вот, например, простая ошибка по немецкому языку мне чуть жизни не стоила.
Я как заворожённый во все глаза смотрел на бывшего полкового разведчика.
– Нас трое ребят было, разведчиков. Линию фронта пересекли удачно, нас не заметили. За двое суток километров десять-двенадцать прошагали. Шли в основном ночью, а днём отсыпались, выставив часового. И надо же, удача! Сидим в засаде, а прямо перед нами останавливается мотоцикл, с которого слезает немецкий унтер-офицер, чтобы справить нужду. После того как он закончил, мы его и схватили. Засунули кляп в рот и оттащили с дороги в кусты вместе с мотоциклом. Поскольку в школе я учил немецкий, то при допросе фрица выяснилось, что недалеко располагался ихний штаб, куда он вёз документы. Открыли его планшетку и ахнули! Сразу стало понятно, что немцы на нашем участке наступление готовят и по ночам танковый кулак стягивают. Казалось бы, документы есть, «язык» есть, тащи это «богатство» к своим в штаб и верти новую дырочку на погонах для награды.
– Дядя Гриша, а «язык» это что обозначает? Вы у этого фашиста язык отрезали что ли?
Гость рассмеялся, достал портсигар и закурил новую папиросу. «Языком», мальчик, во время войны называли пленного, который был источником ценной информации.
Из кухни доносились потрясающие запахи тушёной баранины с картошкой. В комнату вошла мама.
– Мальчики, скоро будем обедать.
Я с нетерпением ждал продолжения истории.
– Дядя Гриша, а дальше! Как Вас фашисты в плен захватили?
– Как, как, – гость засмеялся, – плохо в школе учился, на переменах дрался, на уроке немецкого языка невнимательно учительницу слушал. Мог запросто глаголы перепутать, например: kommen – это глагол «приходить», а bekommen – «получать»!
А я сказал по-немецки тарабарщину, вот меня и раскололи.
Я тогда в немецкую форму унтер-офицера переоделся, подъезжаю на мотоцикле к ихнему штабу и… – гость закашлялся и вдавил окурок в пепельницу. Немецкий офицер, который меня приветствовал и виду не подал, что я чушь сморозил, дверь передо мной открыл, пропустил меня вперёд, дескать: «Битте, хер Клаус Нойман, битте, зер!», – а сам, сволочь, со всего размаха ударил меня по затылку рукояткой парабеллума.