Рукопись, которой не было. Евгения Каннегисер – леди Пайерлс - страница 18

Этот год оказался последним и для джаз-банда. Во-первых, Дау поссорился с Димусом (позднее эта ссора перешла в ненависть). Во-вторых, летом 1928 года Гамов отправился на стажировку в Европу. В октябре 1929 года туда же и за тем же отправился и Ландау. Он вернулся только весной 1931-го. Ну и самое главное, с концом НЭПа политическая ситуация в стране стала меняться к худшему, хотя тогда я это и не вполне сознавала. Вольности и шутки прежнего счастливого времени теперь стали неуместными или даже опасными.

После одной из последних вечеринок на Моховой мамин брат Борис Давыдович Левин сказал: «Вот дом, который проглядело НКВД». Но, увы, не проглядело.

Мои встречи и прогулки с Аббатом и Витей Амбарцумяном (мой милый Амбарц) продолжались; иногда мы вместе ходили в театры или на концерты. Встречалась я и с Ландау после его возвращения из Копенгагена в марте 1931-го и до моего отъезда с Руди. Пожалуй, об этих встречах я напишу отдельно. Когда в 1931 году Руди приехал в Ленинград, он уже свободно говорил по-русски. Совместная работа с Ландау была только что закончена в Цюрихе. Они даже успели обсудить ее с Бором в Копенгагене. Дау очень обрадовался своему новому соавтору и тут же дал ему прозвище Паинька.