Только о том, что тосковала ужасно, промолчала. Не надо его расстраивать.
– Знаешь, Маш, в следующем году, думаю, многое изменится. Правда, мне какое-то время придется провести в командировках… в январе.
– Ну так остановись? Прекрати эту гонку, Дань… пожалуйста. Так невозможно. Совсем… невыносимо.
– Не могу. От меня слишком многое и многие зависят.
– А я?
– Но ты же есть.
– Я есть…
«Просто есть, – хотела сказать Маша, – как стол, как стул…»
Но Данька успел произнести:
– Бедный мой Мышонок.
И поцеловал – нежно, тихонько. Девушке показалось, что она растворяется в ласке. Было тепло и счастливо. Желание говорить колкости исчезло. Вместо этого через несколько минут, прижимаясь к нему так сильно, как только могла, произнесла:
– Что ты хочешь на Новый год? Что будешь загадывать?
– Чтобы всё разрешилось, стало полегче, правда. Чёрт, Маш, я и сам устал. Ты не представляешь, как. А ещё кажется, если остановлюсь, то это буду не я. Но… Переживём январь, а там… будет видно. Мой ты Мышонок…
Он обнял её крепче и продолжил:
– Как ты меня терпишь, я не знаю. Но вот что, Маш…
– Что?
– Я тебя люблю.
– И я тебя, – прошептала она и уткнулась носом в плечо. – Ты лучше всех.
Последние слова Маша произнесла, обращаясь к Данькиной рубашке, прижимаясь ухом к груди и слушая, как мерно бьется его сердце. Тук-тук… тук-тук… почти как часы. Его сердце. Её сердце.
Почему-то казалось, что у них впереди очень-очень много времени. Общего. На двоих.
Даниил думал о том, что Машин отпуск за свой счёт как нельзя кстати. Если всё пойдет как надо, то на весь февраль они укатят отсюда куда-нибудь. Всё равно куда, лишь бы подальше от суеты, от всего и всех… побудут вдвоем. Работа подождет. Никуда не денется. В конце концов, он много сделал, закончит в январе – имеет право отдохнуть.
И в этой вероятности у Даньки было кольцо в кармане в бархатной коробочке. И снова он не сделал то, что хотел. Зато новогоднее чудо всё-таки произошло – в этой, последней и единственной реальной вероятности Данька думал о том, что он на самом деле любит Машу – ужасно любит. И он никому её не отдаст. Правда, вроде никто и не собирался отбирать… но у него было чувство, что он терял Машу за последние несколько часов трижды.
И больше не собирался.
Где-то в городе по одной из улиц шествовал высокий старый человек в красной шубе до пят. У него была длинная белая борода и седые волосы, выбивающиеся из-под залихватски заломленной на бок шапки.