Он пальцем показал на неприметную дверь и выскочил прочь.
Душ – это хорошо. Но потом.
Отсутствовал он примерно минут двадцать, а, вернувшись,
задумчиво и весело проговорил:
– Спать удумали, сволочи. Я им дам спать. Работать,
негры!
– Ну что, поехали? – спросил я.
– Поехали, – кивнул он. – Художника, правда,
подвезут уже на место.
– Только смотри! – предупредил я его. – Художник
должен быть хороший. Иначе все напрасно.
– Нормальный, нормальный. Слушай, а как тебя
называть-то? – спохватился он. – А то неудобно как-то
выходит…
Я представил себе, как он будет напрягать язык и память, называя
меня полным именем, и назвал то, что значилось и в моем давно
утерянном настоящем, и в новоприобретенном паспорте.
– Андрей.
Та же машина, но в сопровождении трех массивных внедорожников
доставила нас к подножью бетонного улья, светившегося редкими
окнами.
Не обращая более внимания на сопровождавших, я погрузился в
состояние «Кархи».
Несмотря на то что прошло уже больше трех месяцев, картина
преступления живо встала пред моим взором. Вся боль и отчаяние
маленькой девочки, убиваемой здесь, в тени новостройки, ударила по
нервам, словно пушечное ядро. Я видел лицо насильника так ясно,
что, наверное, мог бы сосчитать каждый прыщ на опухшей роже. Я с
трудом вынырнул наружу, оглядывая столпившихся вокруг людей, в
первые секунды не понимая, кто они и зачем здесь.
– Художник, – позвал я.
Из толпы выскочил крепкий лысоватый гражданин лет сорока в
объемистой куртке, делавшей его похожим на состарившийся
колобок.
Я посмотрел в его глаза и спросил:
– Ты, уважаемый, крепкий человек или как?
– Пять лет войны, – степенно ответил дядя.
Зря спросил…
– Закрой глаза, – приказал я и положил свою ладонь ему
на голову.
Короткий разряд информационного пакета, и он тяжело замычал и
зашатался, пытаясь обрести утраченное вдруг равновесие.
Пока я приходил в себя, он неистово скрипел карандашом,
временами ошалело поглядывая на меня.
Через несколько минут мне показали его работу. В других
обстоятельствах я бы, наверное, похвалил его, настолько точно были
схвачены черты насильника. Почти фотография. Остальное было делом
техники. Я даже не вгонял себя в транс. Хватило старого заряда.
Опять, словно на пыльном экране, я увидел небогатую обстановку
московской двухкомнатной квартиры и улицу, на которую выходило
окно. Пытаясь найти зацепку, я внимательно прошелся взглядом по
улице и наткнулся на торговый павильон. «Цветы на Каретном» – было
красиво выложено светящимися трубками…