Тетя Люся с Асей вскоре уехали, а Ирину потянуло на дальние прогулки, чему Ирка с Аликом были несказанно рады – одних, без Ирины, бабушка бы их не отпустила. Солнце уже не могло сжечь их покрытую стойким загаром кожу, и они уходили в купальниках далеко от пляжа. Колю, когда он уставал, несли по очереди, Ирина и Ирка на руках, а Алик – на плечах. Один раз они ходили на лиман, где люди, намазавшись с ног до головы черной целебной грязью, стояли у берега, растопырив руки. Ирка с Аликом, а глядя на них и Коля, тоже начали мазаться жирной тяжелой грязью, но Ирина велела им смыть ее с себя. В другой раз они свернули в сторону от моря и попали на бахчу. Шли по теплой пыльной дороге среди поля, до самого горизонта покрытого созревающими арбузами. Они сорвали два арбуза, разбили их и, сев у дороги, выедали из осколков красную мякоть, плюясь косточками и обливаясь соком. Сока было столько, что они помыли им пыльные руки и ноги. Коля стал лизать свои сладкие руки. «Лизни!» – протянул руку Ирке. Она лизнула его руку, потом сладкую ногу, сделав вид, что хочет укусить. Коля с хохотом вырвался. Алик с Иркой стали гоняться друг за другом, пытаясь лизнуть. Алик упал рядом с Ириной и, осмелев от дурашливой возни, лизнул ее ногу. «Перестань», – спокойно сказала Ирина, чуть сведя брови. Он испугался, что она рассердится. В разгар пира подошел сторож бахчи, но не ругал их, а помог выбрать еще один арбуз, самый спелый. Они принесли его с собой и ели с теплым свежим хлебом, сидя за столом в тени. «Волка ноги кормят», – вздохнул Алик, и все засмеялись.
Когда они вернулись в Мелитополь, Ирина с Колей уехали в Ленинград, а Ирка осталась до конца лета. Они с Аликом играли в волейбол на заброшенном кладбище за домами. Памятников там не было, только угадывались очертания могил, и хотя они старались держаться как ни в чем не бывало, было не по себе. Мама разрешала Алику уходить далеко, и он водил Ирку на скифский курган, на Молочную речку. Обратно шли по бесконечному заброшенному еврейскому кладбищу с обветшалыми надгробными плитами. Ирка натерла волдырь на подошве своими новыми синими туфлями, и хромала, вздыхая и ноя, что раздражало Алика. Вообще они стали часто ссориться. Он пытался ее рисовать, но получалось плохо. Он смотрел на Иркино лицо в черных кудрях, а видел золотую голову Ирины. Алик нарисовал акварель – спелые подсолнухи, а среди них – лицо Ирины. Ему понравилось, как получилось, но он никому не показал. Потом приехала тетя Женя и увезла дочь в Москву. Лето кончилось.