Над городом низко плыли темно-бурые тучи. Внизу бесшумно двигался поток транспорта по верхнему ярусу Дмитровского шоссе, представляющем собой огромную прозрачную трубу. Над домами по невидимым воздушным коридорам сновало бесчисленное множество дронов разного назначения. Согласно закону о световом загрязнении, на дронах не было подсветки, их присутствие выдавал только непрерывный тихий гул.
«Я вновь победил, – думал Климентий, – значит, есть у меня еще сила. Видать, я последний воин, у которого остался этот дар. Я наследник великой традиции, про которую теперь все забыли и тонут в болоте благих намерений… Но мой разум ясен, и мне сопутствует удача, я спасаю людей от всех тварей мысленных и реальных, ползучих и летучих, скачущих и шастающих…»
Климентий вернулся в комнату.
Анна, казалось, не дышала.
Климентий положил в портфель свой требник, епитрахиль и маленькую прямоугольную клетку с канарейками, завернул зеркало в чистую хлопковую простыню, найденную в шкафу, и вышел из квартиры.
– Получилось? – с надеждой спросил судья Александр, когда Климентий сел в машину.
– Да, но это еще не все, – ответил Климентий, бережно укладывая зеркало в простыне на заднее сиденье.
Через двадцать минут они подъехали к Волковскому кладбищу. На нем давно уже не хоронили, традиционные похороны стали в России дорогим излишеством, и самым востребованным кладбищем стала Колыма, как и сто тринадцать лет назад. Вся Россия теперь на специальных поездах-рефрежераторах ритуальной компании «Дальпокой» отправляла покойников в недра вечной мерзлоты, в построенные там огромные подземные трупохранилища, это позволяло родным и близким приезжать туда на Пасху повидать тело и, что особенно важно, дарило надежду на нетление и, значит, воскрешение, а стоило дешевле, чем кремация, потому что кремация облагалась большим налогом на выброс загрязняющих веществ в атмосферу.
Водородный лифтбек «Победа» беззвучно остановился у западной стороны кладбища, где не было забора и можно было свободно пройти по тропинке между сугробами.
Климентий нес зеркало и канареек.
– Похолодало, – сказал Александр; он шел впереди, освещая путь фонариком.
– Мы недолго, – ответил Климентий, подумав, что Александру действительно, наверно, холодно в форме квартального судьи – кораллового цвета шинели, которая предназначена скорее для осени и весны.