По мнению доктора исторических наук, протоиерея Алексея Николаевича Марченко, Православная церковь в России в синодальный период «существовала под плотной государственной опекой, лишавшей её возможности самостоятельного развития, выражения собственного мнения и церковно-общественной инициативы». К началу XX века «кризис монархической государственности и «казённого» православия созрел окончательно». В то же время это было временем своеобразного «религиозного пробуждения», когда для многих представителей образованного слоя российского общества вопросы религии и Церкви стали «базисными». На почве духовной неудовлетворённости в среде российской интеллигенции стало развиваться богоискательство, появилось стремление к общению с Православной Церковью». Богоискатели понимали и искренне желали церкви восстановления её общественного авторитета путём освобождения от удушливых объятий государства и изжившей себя старой синодальной системы церковного устройства. Однако этим мечтам не было суждено осуществиться».21
Известны воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского)22, как духовного лица, который тоже описывает годы, проведённые в духовной школе, как студентом, так и преподавателем, и ректором (1877-1902 гг.). И если митрополит Евлогий в молодости представляется «взыскующим града Господня» (т. е. стремящимся к священнослужению), то Игнатьев в этом случае – «отбывателем» (т. е. пользующимся своим происхождением для получения образования за «казённый счёт», а затем служащим по требованию духовного начальства). Он сам признавал, что «люди, не собиравшиеся посвятить себя в священнослужители, отсиживались в этих классах [богословских – ред.] в силу того, что податься было не куда, а если и представлялась возможность куда-либо поступить, то для этого требовалась подготовка, на которую не всякий мог решиться. Повинуясь этому общему течению и Петя [псевдоним автора – ред.] отсиживался с затаённой мыслью поступить потом в какое-либо высшее учебное заведение».23
Митрополит Евлогий называл старца преподобного Амвросия Оптинского24 своим спасителем от духовного разложения в те годы. У В. А. Игнатьева такого духовного наставника не было. Видя фальшь и двуликость современной эпохи, когда слова были одни, а реальность другой, и она не менялась к лучшему, большая часть учащегося студенчества оказалась подвергнута возрастным искушениям, которые становились настолько сильными, что вызывали оппозиционные и нецерковные настроения. Некоторое влияние в этом отношении на умы семинаристов исходило даже от преподавателей. Обострение внутренних противоречий пронизывало всё общество, всё больше людей осознавало, что жить «по-старому», отрицая необходимость преобразований, уже невозможно. Даже в духовных семинариях и академиях такие настроения, выливались порой в волнения и беспорядки, особенно во время революции 1905-1907 гг. Всё кипело, бурлило, заставляло митинговать и дискутировать. Ещё ранее, будучи инспектором Владимирской духовной семинарии, митрополит Евлогий вспоминал: «Была коренная фальшь в участи моих воспитанников. Молодежь, в большинстве своём стремившаяся на простор светской школы, втискивалась в учебное заведение, весь строй которого был церковный. Придёшь, бывало, на молитву – в огромном зале стоят человек триста-четыреста, и знаешь, что 1/2 или 1/3 ничего общего с семинарией не имеют: ни интереса, ни симпатии к духовному призванию. Поют хором молитвы, а мне слышится, что поют не с религиозным настроением, а со злым чувством; если бы могли, разнесли бы всю семинарию…»