Второй «освободитель», шагнув под свет фонаря, мелькнул красноармейской формой, в свою очередь поторопил людей:
– Выходим, товарищи! До рассвета времени совсем мало осталось!
Темной массой толпа вспучилась, качнувшись, хлынула прямо на свет фонаря.
– Генка! В сторону, снесут на фиг!
Схватив подчиненного за руку, Каретников оттащил его к стенке. Люди повалили наружу, совсем не заботясь о тишине. Свобода! Такое можно было предполагать изначально. Диалектика, характерная для любого типа людей.
Когда основная масса беглецов схлынула, Каретников окликнул задержавшихся, в надежде, что тот, кому положено, отзовется:
– Кто помощи просил?
И ведь действительно, откликнулся! Старческий, по-вороньи каркающий голос, с ощутимой усталостью, кажется, от самой жизни, изрек из темного угла:
– Я!
Свет фонаря, скользяще мазнув по стене, предметам культа и лавкам для молений, выхватил из темноты небольшую гурьбу людей, без спешки двигавшихся по направлению выхода.
– Те аве́н бахтале́! Кто ты? – поприветствовал, спросил, стараясь выделить просителя.
– Май лаши́ э ря́т, гаджо! – именно старая карга, которую под руки вели два крепких парня, прокаркала пожелание, чтоб эта ночь прошла по-доброму. – Меня Ляля кличут. А на тебя, палач, я насмотреться успела, пока сюда вела…
– Шувани? Х-ха! Настоящая.
– …молод, красив, удачлив, словно наследный баро богатого табора.
– Хватит. Пора уходить.
Шум, поднятый первой волной сбежавших людей, не мог остаться незамеченным. Подчеркнуть его старались вдруг проснувшиеся дворовые собаки. Оказывается, они в селе таки были.
– Быстрее! – подогнал Каретников, шуганул жадных. – Да, бросьте вы свои кибитки! Без лошадей все равно их не упрете. К мосту!
Где-то на периферии послышались первые выстрелы. Потом еще и еще. Началось!
– Бегом! Бегом!
Оглянулся. Цыгане компактно бежали за ним. И кажется, бежал не только табор. Через мост пронеслись, топая, кашляя и отплевываясь, дыша стадом изможденных после дальнего перехода баранов.
– К лесу!
Пока по полю бежали, темнота последовательно перешла из сумерек в хмурое утро. У опушки остановились, по-другому никак. Многие, особенно те, у кого ноша была, бросая узлы с пожитками, детвору, падали в стерню, не могли отдышаться. Табор одним словом. Старые, молодые, бабки с дедками, молодухи, кудрявые парни, цветасто разряженные тетки, дети. Все в себя приходили. Это пока они на свою судьбину жаловаться не в состоянии, времени думать нет, а вот потом…