Отец Андрей был рад новому прихожанину, а когда тот подошел к нему с предложением «нарисовать» икону Николая Чудотворца, батюшка с радостью согласился, тем более что прихожане ему не раз намекали о существовании местного мастера красок и кисти. Распечатал батюшка на цветном принтере несколько образцов иконы святительской, помог краски купить, и даже место в церкви для нового образа нашел. Отслужили молебен перед началом всякого доброго дела, и принялся художник за работу. К Покрову он представил свой труд.
С гордостью и сознанием четко и в срок выполненного долга внес мастер изобразительного искусства большую, в рост написанную икону святителя Николая Чудотворца в храм, установил ее у иконостаса и сдернул полиэтиленовое покрывало…
Батюшка застыл. Надолго. Слов не было, одни междометия. С иконной доски на священника прямым, волевым взглядом смотрел широкоплечий передовик социалистического производства с необъятной шахтерской грудью и натруженными монументальными руками. Жест правой, благословляющей длани скорее напоминал призыв к новым свершениям, а левая рука держала громадный красный том с золотым крестом, на место которого напрашивалась надпись «Моральный кодекс строителя коммунизма». Одежда святителя сверкала всеми красками радуги и была выписана тщательно и ярко, именно так, как рисовали на цирковых балаганах и на гобеленах, висевших по сельским домам в далекие пятидесятые-шестидесятые годы прошлого века. Полноту «образа» завершала надпись над нимбом: «Николай Чюдотворец».
Священник не мог подобрать слов еще и потому, что рядом с иконой стоял любующийся своим творением и ожидающий похвалы художник, а приключившиеся здесь две старушки почти хором воскликнули: «Красота-то какая!»
Раскритиковать, отругать и не принять данное «письмо» батюшка, глядя на гордого «иконописца» и прихожанок, сразу не решился. Лишь, смущаясь, смог вымолвить, что, мол, каноны иконописи нарушены да цвета слишком яркие и подобраны неверно. Критику художник и бабушки тотчас отвергли, а силы настоять и сказать категорическое «нет» отец Андрей не нашел. Да и понимал, что не одобрили бы прихожане его решительного отрицания. Художник-то свой был, родной и понятный, вместе с ними выросший и живший.
Маялся теперь настоятель с этой «иконой». В киот не поставишь, в иконостас тем паче. Приедет благочинный или владыка заглянет – неприятностей не оберешься. Вот и переставлял отец Андрей «Николая Чюдотворца» с места на место и спотыкался раз за разом под взглядом, от него исходящим и останавливающим.