В 1984 году стал заместителем начальника химических войск минобороны СССР. Занимал пост главного специалиста оперативной группы политбюро КПСС по дезактивизации аварии Чернобыльской АЭС.
В 1990-х возглавил программу по переработке химического оружия, параллельно создал и возглавил Центр экотоксиметрии при Институте химической физики им. Н. Н. Семенова РАН.
В 1993 году был назначен представителем РФ в сирийском Экологическом центре в Джамрайне.
В 1995 году госдепартамент США утвердил персональные санкции против Зенкевича, обвинив его в контрабанде вещества двойного назначения».
– И это всё, ради чего вы так темпераментно жаждали со мной встретиться? – спросил я у мужчины, имени которого так до сих пор и не узнал. Впрочем, я этого и не собирался делать, чтобы не воображал, будто дальнейшее общение с ним представляет для меня какой-то интерес. Достаточно имени моего бывшего куратора из конторы.
– Конечно, нет, – усмехнулся он, – но это первоначальная информация, с которой вы должны ознакомиться. Дальше будет интересней.
– Должен? – насторожился я. – Никому ничего я сегодня не должен!
– Я, наверное, неправильно выразился. Для вас эта информация должна представлять некоторый интерес, я бы даже сказал, личного характера.
– А вот с этого места подробней: какой у меня может быть личный интерес к совершенно незнакомому мне человеку, да ещё российскому генералу? Это имя мне абсолютно неизвестно, и я никогда об этом человеке ничего не слышал…
Мы по-прежнему сидели в гостиничном номере, а Светлана, сделав нам по чашке кофе, пересела к телевизору и теперь, демонстративно не обращая на нас внимания, смотрела какую-то музыкальную передачу, приглушив звук.
Лицо моего собеседника, как и в самом начале разговора, было совершенно невозмутимым. Голосом монотонным, как у школьного учителя, диктующего классу, он продолжал:
– Если вы знаете, у вашего покойного батюшки…
– А вот моего отца прощу не трогать! – сразу взбеленился я. – Он достаточно настрадался за свою жизнь. И ваша контора в том сыграла не последнюю роль!
– Время тогда было такое. Не только он один пострадал… Сами представьте: зима 1942 года, ваш отец вышел из окружения, дважды попадал в плен к фашистам и каждый раз бежал, восемь месяцев добирался до своих. В глухих белорусских деревнях, что ли, отсиживался всё это время?.. Как к нему должны были отнестись фронтовые особисты?