– По официальной версии мировых СМИ, да. А на самом деле он сейчас жив-здоров и ведёт тихую размеренную жизнь под другой фамилией у нас, получает неплохую пенсию и ни с кем из прежних своих знакомых встречаться, по известной причине, не собирается. Да и мы контролируем это достаточно жёстко.
– Как же он к нам попал? Ведь по Закону о возвращении7…
– Во-первых, у него особый статус, а во-вторых, у него отец еврей, и он вполне официально попал под действие этого Закона… Но самое интересное состоит в том, что, несмотря на полную безопасность и защиту, он почти ничего так и не захотел рассказывать о своей деятельности в Сирии. Кое-что ему, правда, пришлось выдать, потому что без этого он не смог бы оказаться у нас в безопасности. Прежняя специфика работы научила старика опасаться даже собственной тени, а ведь у него отличное профессиональное чутьё на опасность. Ему повсюду чудилось, что его преследуют какие-то неизвестные люди. Мы это, естественно, проверяли, но ничего подозрительного не обнаружили.
– Может, у старика просто крыша поехала от шпиономании?
– Вряд ли. Дай бог, чтобы у нас с тобой в восемьдесят лет был такой ясный ум… Но, к сожалению, теперь такая реальная опасность действительно появилась. Уже без всяких шуток… Короче говоря, руководство поставило перед нами с тобой конкретную задачу: прояснить, кому он, спустя такое продолжительное время, понадобился, и что от него хотят. Есть у меня несколько намёток, которые я изложу тебе в рабочем порядке. А пока – ты понял, что от нас требуют?
Рами пожал плечами и усмехнулся:
– Кажется, понял… У меня ещё вопрос: какой у него псевдоним сегодня?
– Сейчас у него, естественно, новое имя. Ты его узнаешь. А настоящее его имя, под которым он проходил по всем российским и сирийским документам – Зенкевич Станислав Юрьевич…
7
Ах, как некрасиво расстались мы со Светланой! И виноват во всём случившемся один лишь я. Тут и к бабке не ходи. Просто мы здесь, в Израиле, привыкли жить открыто, по-панибратски, а порой и хамовато относиться к любому, с кем общаешься. Даже к начальству относимся без должного пиетета. И сами уже не замечаем этого.
Наши девочки служат в армии наравне с ребятами, поэтому относимся мы к ним не как к слабому полу, а как к равному по силам коллеге, который может при случае прикрыть спину, а по необходимости и врезать хук с левой. Правильно это или нет – не знаю, но такое существует. Наверное, только у нас. И это, поверьте, совсем неплохо.