Кошмар По-эта - страница 19

Шрифт
Интервал
Becomes a vision, sparkling bright and fair.
The modern world, with all its care & pain,
The smoky streets, the hideous clanging mills,
Face ‘neath thy beams, Selene, and again
We dream as shepherds on Chaldœa’s hills.
Take heed, Diana, of my humble plea.
Convey me where my happiness may last —
Draw me against the tide of time’s rough sea,
And let my spirit rest amid the past.

Ода Селене, или Диане

Луна, сияй же в девственном величье.
Лучись, дитя Латоны неземной.
В свету твоем вещей крупней обличье,
Суровость правды скрыта мягкой мгой.
Когда сверкаешь, город суетливый,
Что в блеске брата твоего убог,
Свой нрав меняет, и в тиши счастливой
Блистает как виденье, чист и строг.
Мир новый, боль где скрыла благодать,
Где шум заводов, да в дыму аллеи,
Глядит в тебя, Селена, и опять
Мечтаем мы, как пастухи в Халдее.
Диана, внемли моему прошенью.
Туда неси, мое где счастье есть —
Наперекор волн времени теченью,
Покой души в былом дай мне обресть.

To the Old Pagan Religion

Olympian Gods! How can I let ye go
And pin my faith to this new Christian creed?
Can I resign the deities I know
For him who on a cross for man did bleed?
How in my weakness can my hopes depend
On one lone God, though mighty be his pow’r?
Why can Jove’s host no more assistance lend,
To soothe my pains, and cheer my troubled hour?
Are there no Dryads on these wooded mounts
O’er which I oft in desolation roam?
Are there no Naiads in these crystal founts?
Nor Nereids upon the ocean foam?
Fast spreads the new; the older faith declines.
The name of Christ resounds upon the air.
But my wrack’d soul in solitude repines
And gives the Gods their last-receivèd pray’r.

Древней языческой религии

Олимпа Боги! Вас могу ль утратить
И пригвоздиться к вере во Христа?
Могу ль предать своих богов я ради
Терпевшего мучения креста?
И как же в слабости мне уповать
На Бога одного, пусть он велик?
Ужель мне не поможет Зевса рать
В страданиях моих и в грусти миг?
Неужто нет дриад в холмах лесистых,
Где часто я брожу совсем один?
И нет наяд в источниках сих чистых?
И нереид среди морских глубин?
Но никнет вера древности пред новой.
Христово имя воздух сотрясает.
Моя ж душа с расшатанной основой,
Богов в мольбе последней призывает.

On the Ruin of Rome

Low dost thou lie, O Rome, neath the foot of the Teuton
Slaves are thy men, and bent to the will of thy conqueror:
Следующая страница