Котик медленно развернулся ко мне лицом и смотрел не моргая.
Чёрт! До меня вдруг дошло, что я уже минуту сверлю его свирепым взглядом, полным ненависти! Зачем я привлекла его внимание? Теперь придётся драться с росомахой…
– Это наши девчонки, – стараясь делать беззаботный вид, сказал тот, что спрашивал меня о датчиках. Тот, кто сам трусит, ещё и пытается нас защитить. Уважаю.
…А он посмотрел на меня с интересом. Совсем не в моём вкусе. И без того странно, близко посаженные глаза косили один на другой. Они были почти прозрачные, с острыми чёрными зрачками, точно паучьими хелицерами с капающим ядом – от их взгляда становилось по-настоящему больно и дурно. Это самые настоящие клыки в глазницах – они впивались и косились, резав душу изнутри… Покатые плечи. Длинная шея. Я люблю нос горбинкой – а у него он вообще непонятной формы, вздёрнутый, с крупными хищными ноздрями. Я люблю очень высоких и даже упитанных – а этот всего на полголовы выше меня, да ещё и щуплый. Он был похож, скорее, на лиса с этими хитрыми глазами. А в своей кожаной серой куртке – и вовсе на крысу! Невероятно тонкие, сливающиеся один с другим волосы напоминали пасту, смазанную в каре. Огромный круглый лоб, как на картине средневекового художника. Нельзя было уловить: аристократичной породы его кровь или просто чудовищной.
Мне стало жутко от одного лишь факта существования этого страшного Эрика. И ещё более жутко оттого, что он вряд ли когда-нибудь снизойдёт до меня и заговорит на равных… Почему? На кой чёрт мне его признание?!
– Да ты что? – он отвечал одному из парней, но смотрел с прищуром прямо на меня.
Даже Рема сглотнула. Лид вообще ушла в тень позади нас с такой гримасой, будто её ошпарили пощёчиной.
А мне страшно, что он смотрит на меня даже не как на добычу – как на врага. Которого не нужно есть – только уничтожить. И, что ещё хуже, – унизить…
Если меня унизит при всех такой, как он, – да я сама вскроюсь после этого! Можно предвидеть, что он сделает это самым гнусным образом, выставив меня мешком с гнилыми потрохами. А я с таким жить не намерена! Руки и горло начинают дрожать. Это значит, что я загнана в угол, я на краю. И я готова драться! Терять, кроме достоинства, нечего. А это самое важное в жизни!
Но он не нападал. Просто смотрел.
Его взгляд был похож на кривые острые стрелы. Он без труда заходил в душу – в самые кишки – и шарился там, как у себя дома. Но при этом залезть в его глазёнки – да даже поймать их, ухватить и вытащить из себя – было невозможно.