своего соулмейта, который в скором времени забирал с собой ещё одну душу. Все люди, которых он видел, обжигал руками, оставляя на них витиеватые ожоги, были всего лишь оболочкой, скитающейся по миру.
Мёртвые души красных соулмейтов. Наверное, поэтому многих из них так раздражал блестящий в антрацитовых глазах парня живой огонёк. Его соулмейт старался не показывать своего присутствия перед своим истинным, изредка подавая голос в моменты, когда хотел спать или же прожечь лёгкие обжигающим никотином. Эллиот совсем недавно узнал о вредном пристрастии своего соулмейта, поднося фильтр к полным губам, каждый раз растягивающимся в квадратной улыбке. Может, таким способом он хотел унять боль или почувствовать себя живым, отдельным от всего мира. На удивление, сигаретный дым не вызывал неприязни у парня, наоборот ему казалось, что это привычка была с ним с самого детства. Выпуская клубы дыма, Эллиот осторожно разделял дым на части, как когда-то его жизнь разделили собственные родители. Ему было всего двенадцать, когда он узнал об истинных, носителях и чёрных соулмейтах, которые превращали твою жизнь в сущий ад. Его мать с искренней злобой в глазах рассказывала ему о том, как же тяжело приходиться жить людям, носящих в себе настоящих демонов. Возможно, с того момента он начал бояться встречи, впитывая в себя неправильную информацию о соулмейтах от взрослых, чьи души прогнили насквозь. Возможно, именно тогда он возненавидел своего истинного. Возненавидел отца, сделавшего из него монстра. И после его появления стало страшно, как в те моменты, когда ты, не умея плавать, оказываешься в холодной воде. Тонуть или пытаться плыть? Он не любил вспоминать о своём прошлом, живя настоящим моментом, но смотря на шрамы на своих руках от тушения окурков, видимо, оставшиеся с прошлой жизни парня, Эллиоту до боли захотелось узнать больше о своём соулмейте.
– У тебя есть мечта, Эрик?
Неоновые вывески пестрили перед глазами парня, жадно утопающего в своих мыслях, рассказывали истории, от которых ему было неимоверно тошно. Сегодня был, пожалуй, единственный раз, когда он обратился к своему истинному по имени, смакуя его имя на языке, словно соль. Оно не вызывало отвращение, не было пропитано ядом, как в первый раз, скорее звучало очень безысходно с налётом чего-то неизбежного. Вскрывать старые раны всегда было сложно, ты просто не знал, что собеседник сделает в следующий момент после твоего признания. Вскроет раны ещё больше или сможет их залечить. Неизбежность пугала всех без разбора. Но почему-то Эллиоту хотелось залечить раны Эрика, несмотря на его прошлое.