Ее охватил ужас, завидя, как буквально на глазах, в малейшие доли секунды ее муж дурел, повредившись внезапно в уме, захлебываясь смехом от разыгравшегося воображения. – На деньжищах живем! – заорал он, вытягивая лицо до неузнаваемости в плутовских дерзаниях. Глаза страстно загорели пламенем черным, и от чистого голубого цвета одни крапинки остались.
– Да, что ты несешь! – не стерпела Маруся. – Не сходи с ума! Нет никакого клада! Мы с бабушкой всегда жили очень скромно! – отрезвляла она его, сквозь слезы, глазами отчаяния. – Я ничего про это не знаю! Не знаю! И уверена, что бабушку охватил предсмертный бред! Нет никого клада и быть не может в помине!
– Я найду его, железно найду! Бабка молодец! Я уверен, что она сказала мне правду! Обрадовала меня в довершении! Я богат! Я богат! Я богат! – заладил Влад в радостном дурмане, охваченный эйфорией. И видимо опомнившись, он недоверчиво зыркнул на жену хитрым блеском зрачков, и мигом удалился в спальню, где запричитал себе под нос, чтобы никто его, не дай бог не услышал! «Я богат! Опупеть просто! Я богат! Я богат!»
Маруся опустила у покойницы веки и тяжело присела на стул. Стрелки часов остановились, показывая ровно два часа дня. Небо пылает, земля плавится, солнце в красе стоит. И пчела, трудоголик прожужжала возле открытого окна, за натянутой сеткой. Слезы горькие стекали по щекам медленно и на халат падали; сквозь плачь она выдавила из себя:
– Бабушка! – Любимая моя бабушка! Ну зачем ты ему сказала, о несуществующем кладе? Он же ненормальный! Он не понимает, что это всего лишь родовая небылица…Сказание… Бабушка! Ах бабушка, бабулечка! Оставила ты меня одну – одинешеньку….
4
Солнечные румяна рассыпались, разлетелись мелкой пылью. И цветочки в румянах, и насекомые, и Алмаз подрумянился на солнце. Пить постоянно хочет. Лакает холодную воду, не отрываясь проглатывает, языком водит по дну миски до последней капли вылизывая. В такую жару, вода сейчас лучше, чем хрустящая бульонная косточка.
– Мама, – окликнула ее старшая дочь, Арина, положив нежную, девичью ладонь на плечо матери. В глазах боль, переживания за маму, губы зажатые, неживые. – Пойдем, ты ляжешь, а я схожу до Денисом, сообщу, что бабушки не стало. Попрошу, чтобы он зашел к нам, как сможет. – Давай, – подала она Марусе руку и мелкими шагами увела ее до кровати.