В письме было написано, что надзирательница будет знать, куда бить, и что бояться нечего. Палкой она получит лишь для острастки, только лишь из-за того, что всем известен уровень ее подготовки.
И хотя все надзиратели Бахкирутана проходили особую подготовку в войсках спецназа, им не сравниться с элитными подразделениями Сиддхардха. Дело не должно выглядеть шитым белыми нитками.
Амира оглядела стены. Да. Битье головой отменяется. Швыряние посуды тоже. В лучшем случае, попадешь в психушку. В письме не говорилось, что именно она должна сделать, чтобы спровоцировать нападение. Если Амира ее атакует, никто не гарантирует, что эта маленькая потасовка обойдется без пуль.
И вдруг ее осенило. Моцарт! Вот кто ей поможет. Она встала с матраца и, подойдя к внешней стороне камеры, раскинула руки в стороны, высоко подняла голову и запела 116 псалом3:
Laudate Dominum omnes gentes,
Laudate eum, omnes populi,
Quoniam confirmata est,
Super nos misericordia eius,
Et veritas Domini manet in aeternum4…
Насколько это ей удавалось сделать с нераспетым голосом. Она пела и пела, внутренне отмечая, что не делала этого уже лет сто, не меньше.
На шум тут же прибежала надзирательница.
– Немедленно угомониться! – приказала она.
Но Амира уже знала, что именно она должна делать. И она продолжала. Войдя в раж, она даже и не замечала того, что происходит вокруг. Словно бы жизнь снова вернулась к ней, словно бы второе дыхание открылось. Словно бы…
– Немедленно прекрати, ты грязная тварь! – ее тюремщица еле сдерживалась, – иначе я отхожу тебя дубинкой прямо сейчас и посажу в карцер, в темную комнату, без еды и воды на двое суток.
«Она новенькая, что ли? – промелькнуло в голове у Амиры, – или она так изощренно издевается? Как она только умудрилась подумать, что смертника можно испугать карцером?»
В это время терпение охранницы, похоже, лопнуло. Она подскочила к горлопанящей бунтарке и что есть силы хлестанула по коленям дубинкой.
«Она в курсе, – молнией мелькнуло в воспаленном мозгу арестантки, – она в курсе, иначе бы ударила меня палкой по почкам или голени. Нужно быть осторожной и не втянуться в настоящую борьбу, как и написано в письме. Иначе я ее сейчас уделаю, и шансов на спасение у меня останется ровно в минус десятой степени больше. Хотя нет, это если только шансов у меня было целых десять, а здесь столько не раздают. А если шанс на спасение всего один, то математически хоть в какую степень его ни возведи, хоть в минус сотую, он все равно останется одним».