– Всё одно – каску надень! И не тушуйся, сейчас обстрел кончится. Вот тогда начнётся ад!
Вот так? А он-то думал – уже в аду.
И действительно – артиллерийский обстрел, так внезапно начавшийся, в секунду завершился, и вновь стало темно. Расслабиться не дал Петрович.
– Стас, карабин за плечо, коробки в руки, бегом за мной. Бегом, я сказал. Сейчас немчура полезет.
Дальше Попович работал как автомат. Бегом за Кузьминым, натыкаясь на него, врезаясь в повороты траншей и бойцов, которые так же, как и он, приходили в себя после обстрела. Живые голоса, выкрики, команды и даже смех солдат привели его, наконец, в чувство. Он понял – оживает, приходит в себя, даже почувствовал стыд за мгновения испуга и слабости там, в окопе, где их застал артобстрел.
Кузьмин остановился и замер. Стас с разбегу наткнулся на него. Петрович протянул руку в сторону огневой позиции, их позиции, они должны были занять её по боевому расписанию.
– Смотри!
Перед ними зияла огромная воронка. Брёвна, доски, которые ещё три дня назад они аккуратно укладывали, укрепляли, разбросаны в радиусе нескольких метров. Кузьмин вытер потное лицо.
– Это чем же они сюда шарахнули?
И вновь Попович ощутил предательский липкий пот, теперь уже меж лопаток. Да, и это было по их душу.
Петрович присел и Стаса потянул за руку.
– Садись. Передохнём. Господь нас бережёт, ты видишь?
Казалось, есть минутка, можно расслабиться. Но не получилось. С линии фронта вдруг отчётливо послышался надрывный гул моторов.
– Петрович, слышишь, Петрович! Танки.
– Да слышу я.
И они вновь побежали, теперь уже уверенно. Запасная позиция была рядом.
Тем временем светало и очертания того, вражеского края, стали более отчётливыми. Расчёт ПТР развернулся и был готов к бою. Кузьмин толкнул Поповича в бок.
– Ты карабин подготовь, на бруствер положи и займись патронами. Чтобы ни пылинки на них не было.
– Есть, Петрович! Я вас понял!
Справа, слева, повсюду послышались пулемётные, автоматные очереди, крики людей, рёв моторов. Слева бахнула сорокапятка второй батареи, ещё выстрел, ещё. И вдруг Стас услышал противный свист слева. И даже будто дуновением ветерка обожгло щёку. Пуля! Это пуля! Но испуга уже не было, был боевой азарт. С напряжением он всматривался вдаль. Рядом, высматривая цель и не обращая внимания на летящую навстречу смерть, опёршись на бруствер окопа, замер Кузьмин.