Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой - страница 23

Шрифт
Интервал


Мать Некр – ва, жительница Варшавы, в очень юном возрасте была увезена его отцом, армейским офицером, в его вотчину и обвенчалась с ним без согласия родителей. Отец Некр – ва, грубый солдафон и семейный деспот, не показывал ни ей, ни своим детям, коих было в семье 14, ни тепла, ни заботы – только тиранство, дикие выходки да гульбу с дворовыми и деревенскими девками, составлявшими крепостную сераль. Даже на учебу сына в гимназии отец не желал раскошелиться, и тот вышел из гимназии недоучившись.

Про университет нельзя было и заикаться, хотя мать втайне мечтала, что любимый ею Николаша поступит на словесное отделение – с детских лет чуял он в себе призвание писателя. В 17 лет оказавшись в Петербурге и не желая поступать в военное училище, Некр – в полностью лишился денежной поддержки своего родителя и ужасно бедствовал. Обычно не словоохотливый, на эту тему говорил он с каким – то непонятным сладострастием, фиксируя тяжелые и унизительные детали.

Так однажды, когда я потчевала его и еще нескольких литераторов чаем с домашним пирогом, он рассказал, как бывало после долгой «голодовки» заходил в трактир на Морской и, прикрывшись газетой, брал с тарелки хлеб, предназначенный для обедающих.

В другой раз, когда за окном шел противный осенний дождь и погода была по – петербургски мерзкой, вдруг сказал, что однажды в такую вот ночь был выгнан из нанимаемой квартиры стариком – хозяином за неуплату денег.

Нет, не зря именно Некр – в позднее задумал выпускать сборники о непарадном голодном Петербурге, с его ночлежками, убогими нищими углами и темными притонами. Вызвали эти сборники смятение и интерес – читатели никогда о подобном не слыхивали. А вот издатель, сам Некр – в, прошел через все и все испытал на собственной своей шкуре. Когда стал он появляться у нас, время это было уже позади. Но неизбежно отложило оно на нем свой отпечаток.

Внешне и без того неказистый, был он сильно потрепан в борениях с жизнью, не имел ни обходительности, ни приятных манер, да и сюртук сидел на нем всегда как – то криво, совсем не так, как на щеголе Пан – ве. Многим «аристократам» не понятно было, как Пан – в, вида весьма респектабельного и всгда одетый с иголочки, мог появляться в компании с этим чаще всего мрачным и насупленным плебеем.

Тяжелые жизненные обстоятельства укрепили его волю, воспитали практические свойства ума и привычку находить выход из всех положений, но они же взрастили характер сумрачный, закрытый, неврастенический, с лежащими на дне души темными исступленными страстями. Как тяжело было находиться в его обществе, как порой сам он был себе в тягость! Думаю, что и его дружба с Пан – ым порождена была тягой к человеку легкому, остроумному и в, то же время, с добрым отзывчивым сердцем. Страшные образы прошлого, призраки нищеты, голода требовали вытеснения, отсюда его азартная игра, огромные проигрыши – за игрой он забывался. Если бы ни играл, точно бы начал пить.