Сейчас смешно об этом говорить, но в углу комнаты, на полу я расставил полученные кружки, и добросовестно по столовой ложке, поровну насыпал в эти кружки сахар, пока не разделил.
Когда же я все сделал, возник вопрос:
– «Ну, а что дальше?»
В углу комнаты стоят кружки с сахаром, а как их теперь раздать морякам? За этой глубокой думой застал меня батареец, рядовой Шумилин. Спокойный, доброжелательный. Видя мои затруднения в хозяйственной деятельности, он старался мне помогать. В этот раз, зайдя ко мне по какому-то вопросу, и увидев меня в глубокой задумчивости, сидящим перед кружками с сахаром, он сразу смекнул, в чем дело.
Но виду не подал.
– «Что старшина задумался?» – спросил он.
– «Да вот разделил сахар, но не знаю, как это все раздать. Не носить же мне их каждому по избам!».
– «А, это просто», – ответил он, и неожиданно быстро, я даже не успел ничего сказать, ссыпал сахар обратно в мешок. В другой собрал кружки и сказал, что сам раздаст каждому.
Эпизод из жизни. Смешной, но он был. Мне еще не раз приходилось в бытность старшиной раздавать по 100 грамм водки из больших бутылей (по 4—6 литров), сгущенное молоко по50 грамм из 3 килограммовых металлических банок и другой еды, выдаваемой каждому на руки. Но уже был опыт, и все получалось.
В делах и заботах ноябрь 1941 г. подходил к концу. Под Москвой шли ожесточённые бои и нам приказали готовиться на фронт. Лошади стоят в конюшне, привязанные за шею верёвками. Никакого снаряжения нет. Куда и во что, и как их запрягать – никто не знает. Батарея не вооружена. На весь личный состав оружие только у командира батареи – наган и 14 патронов.
В таком состоянии в начале декабря 1941года, нас грузят в эшелон и бросают полным ходом, без остановок, к Москве. Прибываем мы на какой-то вокзал прямо в Москву. Морозы стоят страшные. В теплушке холодно, хотя в каждой установлена «буржуйка».
Чугунная печурка, которую топят 24 часа в сутки, возле нее тепло. Мы спим в шинелях и сапогах, всё же к утру покрываемся инеем. Хлеб дают на вагон буханками, а он как кусок гранита. Чтобы разделить на каждого, его рубят топором.
В малой, двухосный теплушке, четыре полки. Если всем лечь на один бок и плотно прижаться друг к другу, то на полке помещается 8 человек. Всего в таком вагоне 32 человека.
В четырехосных – в два раза больше.