С одним приезжим корреспондентом из местной газеты (который писал про «колхоз миллионер» и, конечно, про школу) – его звали Миша и он был красив собою, высокий крепкий с усиками, она просидела всю ночь. Устроили корреспонденту ночлег в школе в учительской комнате, где был диван. По-студенчески спорили, смеялись, и, когда в лампе выгорел весь керосин, оба испугались.
Она уж и забыла его, помнила только глаза, добрые, влюблённые. Миша ей тоже понравился, и проводив его на другой день обратно в город, она с неделю не находила себе места, подумывала даже уехать из деревни, но не уехала. Он изредка звонил из города, и, возвращаясь после разговоров с ним по школьному телефону, Зинаида Николаевна дома плакала в подушку. Миша просил её приехать, говорил, что надо встретиться. Она не знала, что из этого выйдет, – он был моложе её на 5 лет, боялась неизвестности и боли от нового возможного горя. Он писал ей коротенькие письма, на которые она не знала, что отвечать, и не отвечала. Понемногу всё стало забываться. Не меркло лишь одно воспоминание о той ночи с Мишей, красивое (он был влюблённый) и всегда грустное.
В деревне всё шло гораздо быстрее: радовались жители новому фильму, который привозили из проката в клуб, говорили о свадьбах и о циркачах, которые приезжали со своим выступлением, – и как один фокусник доставал цыплят из шляпы. Женщины сочувствовали Зинаиде Николаевне и тоже, как тетя Тоня, уверяли, что жизнь у неё наладится, и про «мужичка» говорили, только неизвестно было, откуда возьмётся этот «мужичок». Любое событие здесь, в деревне, обсуждалось, о любом событии узнавало все население близких деревень. – отец ученика приходил к Зинаиде Николаевне разговаривать, а потом часа два колол хозяйке Антонине дрова и сам носил их в сени…
Когда после долгой беседы мы вышли на крыльцо: я проводить и покурить, Зинаида Николаевна широко вздохнула, набрав полной грудью свежий ночной деревенский воздух:
– Луна-то, луна! – сказала она, глядя вверх.
Направо видна была вся деревня, улица от наших домов уходила по низине к реке. Всё было погружено в тихий, глубокий сон; ни движения, ни звука, даже не верилось, что в природе может быть так тихо. Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу, с её избами, уснувшими рябинами в палисадниках – и на душе становится тихо. В этом своём покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горестей, деревня печальна, кротка, прекрасна, и, кажется, что и звёзды смотрят на неё ласково и с умилением и что зла уже нет во всем мире и всё вокруг благополучно.