Те, кто с крыльями - страница 4

Шрифт
Интервал


Аркаша проглотил дым. Ржавыми пальцами растер папиросу. В ястребиной зенице струились медленным временем солнечные часы. Черная жилка на лбу вздрогнула, как секундная стрелка…

– Я давно замерз. И в этой жизни меня нет.

– Ты был женат?

– Нет… Кто я? Работяга с кайлом. Замусоленный леденец на палочке – карамельная льдинка за пятак старушке.

Он рассмеялся. Прочищая горло туберкулезным кашлем.

– У души не бывает свадьбы. Она одинока.

Он лязгнул глазами, как отрезал. Словно волк, перегрыз лапу, попавшую в капкан.

Потом миролюбиво повернулся, подмигивая папиросой. И таинственно растворился, пуская искру из глаза.

За окном метель трепала бока сугробам. Я опустился на корточки, спиной разглаживая сырую штукатурку. Через собачий свитер, позвонками прослушивая простудившуюся стену.

Сварливая вьюга ломилась в стекло, разыскивая загулявшего Деда Мороза. За окном щедровала поземка, заметая серое небо сугробом. Земля провалилась в берлогу, где горячее тело слабо дышало жизнью, впадая в летаргическое оцепенение, вырвавшееся из снежного котла ледяной королевы.

Я повернулся к нему, стараясь завязать беседу:

– Это час зачатья Снегурочки… Да не застынет сердце от неудачи и потерь, не превратится в ртутную каплю льда, пока в нём теплится Надежда, Вера, Любовь…

А за стеклом, по белым дюнам, медленно двигался на восток караван завьюженных густых сумерек. Молодая луна сорвалась и покатилась по черному туману. Ее засосала зыбкая ночь. Мороз превращал стужу в холодец. А ветер, глотнув пьяного воздуха, устроил разбой на большой дороге.

Аркаша почесал нос. Выглушил штоф своей мутно-ядовитой жидкости, как горло прополоскал, не выплёвывая.

– Слушай, земляк, мою сказку про Снегурочку.

И он начал свой рассказ. А передо мной, как мираж, проявлялись из темноты незнакомые мне силуэты… из его прошлого.


Лил дождь. Именно лил. Окуная землю в глубокое громокипящее небо. Автобус рассекал волну прозрачного шоссе, как моторная лодка. Струи воды с наслаждением полоскали его стекло, совершая торжественное омовение колес. Это была не холодная моросящая слякоть, когда молочные облака утратят нежность, а теплый июньский ливень, купающий взахлеб детством.

Водопад, сползающий с горизонта, гипнотизировал пассажиров салона. А паренек-солдат, облюбовавший мятую ступеньку рядом с водителем, запустил свои глаза сквозь пелену дождя босиком по лужам.