– Лукас! Тут клад!
Когда подбегает Лукас, он видит только мои ноги на верхней ступеньке качающейся стремянки. Сейф оказывается необычайно глубок. У задней стенки лежит пухлая чёрная папка. Опасаясь свалиться, я кричу Лукасу, чтобы он держал стремянку, а сама, только встав на цыпочки и вытянувшись, умудряюсь подцепить папку за уголок. Вздохнув с облегчением, я передаю находку Лукасу. За те секунды, пока я спускаюсь со стремянки, он уже успел развязать тесёмки и, отбросив в стороны какие-то записи, выкапывает карандашный рисунок и издаёт вопль победителя.
– Это Шиле! Эгон Шиле!
– Что за Шиле?
– Австрийский экспрессионист.
– Известный?
– Недавно на аукционе Sotheby’s его рисунок «Любовники» продали почти за восемь миллионов фунтов стерлингов, – выпаливает Лукас, захлёбываясь от восторга.
Лукас разбирается в живописи, сам имеет небольшую коллекцию картин и ему можно верить.
– Кстати, – Лукас рассматривает на свет портрет человека в военной форме без погон с измождённым лицом, – зная твою любовь ко всему русскому, могу сказать, что Шиле добровольно записался караульным в конвой к русским военнопленным в первую мировую.
– Значит, этот рисунок сделан с натуры, – я тоже разглядываю рисунок, подписанный «Больной русский. 1915 год».
Кто же это может быть? Ведь сохранились военные архивы.
Мама моей подруги работает в одном из таких и я решаюсь позвонить ей.
– Фрау Элизабет, как ваше здоровье, как поживаете? Это Даниэль, мне нужна ваша помощь. Вы не могли бы принять меня завтра?
Назавтра я с головой ухожу в бумаги военного времени. Прошло сто лет и странно разбирать четкий почерк армейского писаря.
– А где бумаги, касающиеся военнопленных русских, фрау Элизабет? Они сохранились?
– Конечно, и в наилучшем виде! Хотя до сих пор под грифом секретно. Но, девочка моя, будь аккуратнее, пожалуйста, и поспеши, я иду на должностное преступление. Это только из-за твоей дружбы с моей Лиззи…
– Кстати, Лиззи обещала на нашей с Лукасом помолвке.
– Да-да, я помню об этом. Ты же знаешь, она выбрала учебу в Австралии, а это не ближний свет, – фрау Элизабет недовольно поджимает губы.
– Ничего, скоро увидитесь, – я спешу её успокоить.
Надо скорей заняться бумагами, пока фрау Элизабет разрешает в них копаться. Прежде предстоит изучить документы лагеря военнопленных, в котором служил конвойным художник Эгон Шиле.