Спиноза укрепил веру автора ”Фауста” в божественное начало в этом мире, но при этом Гёте характеризовал себя как ”решительного нехристианина”. ”Предпосылок христианского миросозерцания – дьявола и первородного греха – Гёте не принимал, следуя своему учителю Спинозе”, – пишет, сокрушаясь, русский богослов Сергей Соловьёв в статье ”Гёте и христианство”.
Когда Гёте впоследствии приступил к исследованиям мира и природы, почерпнутое им у Спинозы продолжало расти и развиваться и достигло со временем полного расцвета. Гёте был обязан Спинозе не только как мыслитель, но и как поэт. ”Гёте был Спинозой поэзии”, по словам Гейне: ”Учение Спинозы вылетело из математической куколки и порхает вокруг нас в виде гётевской песни. Отсюда ярость наших ортодоксов и пиетистов против песен Гёте”.
Спинозизм Гёте имел глубокие последствия, ибо влияние такого великого ума на духовную жизнь немцев и человечества было значительным, а с этим влиянием приобретало господство над умами и учение Баруха Спинозы.
Спиноза сыграл заметную роль в философской революции, которую переживала Германия на исходе ХVIII века. Он стал ее соучастником благодаря молодому Шеллингу, на первых порах ревностному продолжателю Спинозы. ”Шеллинг вновь восстановил природу в ее законных правах, он стремился к примирению духа и природы, он хотел восстановить их в предвечной мировой душе” (Гейне). Учение Спинозы и натурфилософия, как ее обосновал в молодости Шеллинг, по существу, представляют одно и то же. Он понимает натурфилософию как ”спинозизм физики”. Он пробует писать, используя математическую форму a la Spinosa. Ум Шеллинга, строгая мысль влекут его к автору ”Этики”. Но когда в 1801–1802 гг. он изложил в нескольких статьях свою философию, теоретик йенских романтиков Фридрих Шлегель откликнулся так: ”Это действительно спинозизм. Но без любви, то есть без того единственного, что я ценю в Спинозе”. Через несколько лет он повторит свой приговор: ”Он вполне владеет буквой Спинозы, но только ею. Духа же Спинозы, а именно любви и красоты, короче говоря, того в Спинозе, что несравненно лучше его системы, в нем нет и следа”. Шлегель в своих оценках не объективен, он увидел в Шеллинге только логика. Между тем Шеллинг не был панрационалистом, подобно Гегелю. Да, Шеллинг метался между Спинозой и Платоном, между Фихте и Кантом. Ум с сердцем были у него явно не в ладу. Если Гёте был поэтом-мыслителем, то Шеллинг чем далее, тем больше становился мыслителем-поэтом, разумеется, не для того чтобы угодить Шлегелю, просто он был одарен от природы склонностью к поэзии. Даже отойдя от натурфилософии, Шеллинг не уставал пропагандировать спинозизм. В мюнхенских лекциях 1827 года встречаем его признание: ”Спинозизм, невзирая на множество нападок и мнимых опровержений, никогда не становился чем-то пройденным в подлинном смысле слова, никогда не был по-настоящему преодолен, и, должно быть, никто не может надеяться достичь в философии истины и совершенства, не погрузившись хотя бы отчасти в своей жизни в бездну спинозизма”. Он был пророком науки, который инстинктивно, по вдохновению овладевает истиной. Такие гении системы, как правило, не создают. Величественную философскую систему смог создать товарищ студенческой юности Шлегеля рационалист Гегель.