Музыка становится громче, объявляют первый танец жениха и невесты, но Глеб впивается хмурым взглядом в текст на бланке.
- Не понял. Это не моя фамилия, - сообщает очевидное и яростно косится на меня. – Когда ты успела выскочить замуж за владельца этой базы?
- Что? Я? – прижимаю букет к груди, оскорбленная его обвинением. – Да я его в глаза не видела! Салтыков так ни разу и не появился на работе. Понятия не имею, как он выглядит и почему…
Глеб оглядывается в поисках группы поддержки в виде своей обожаемой маменьки. Я невозмутимо стою на месте, лениво обрывая лепестки белых розочек.
- Объявляю вас мужем и женой, - спохватившись, добавляет ведущая, пытаясь перекричать звуки свадебного вальса. - Поздравьте друг друга поцелуем!
- Стоп! – гремит со стороны дверей. – Слюни прочь от моей жены! У нас рокировка, - долетает насмешливо, и я мгновенно узнаю этот тон.
Сердце совершает кульбит в груди под тугим корсетом – и замирает.
Он что здесь забыл?
Осторожно оборачиваюсь.
Взгляды всех собравшихся направлены на алую дорожку между рядами. Совсем недавно мы шли по ней с Глебом к алтарю, а сейчас по нашим следам вразвалку шагает бугай в лыжном костюме, пачкает пол талым снегом и беспощадно топчет ботинками нежные лепестки роз. Половина лица прикрыта тугим шарфом, светлые волосы взъерошены и усыпаны мокрыми снежинками, хитрые, прищуренные голубые глаза устремлены на меня.
Он победно улыбается – вижу это по дьявольским огонькам на дне его зрачков – и подходит ближе, пользуясь всеобщим замешательством.
Шаг. Еще один.
Становится вплотную ко мне. В нос проникают запахи еловых шишек, острого перца и машинного масла. Будоражат неуместные воспоминания, которые я лихорадочно отгоняю от себя.
Как его вообще охрана пропустила?
- Что ты… - шиплю на него, в то время как расстояние между нашими лицами стремительно сокращается.
Усмехнувшись, он спускает с лица шарф, грубо притягивает меня за талию и врезается в мои губы поцелуем. Как завоеватель.
- Горько? – неуверенно лепечет ведущая, окончательно потеряв нить событий. – Горько!
Гости со стороны жениха оскорбленно ахают и ругаются, а наши – шокировано молчат.
Грядет большой скандал, но я ни о чем не могу думать, кроме мужских горячих губ, терзающих меня у всех на виду. Жадно, неистово, на пороге пошлости.
Сгораю то ли от стыда, то ли от животного напора. Прикрываю глаза, чтобы его не видеть, и не замечаю, в какой момент сдаюсь и сама ему отвечаю. Поцелуй становится глубже, стирая грани всех норм и приличий. Я задыхаюсь, а он пьет меня вместо кислорода.