Но нельзя.
Нападение на сотрудника при исполнении.
Сразу мелькает соответствующая статья в голове.
— Я не могу пойти к нему в камеру, — говорю наконец. — И делать что-то… не могу. Найдите для этого кого-нибудь другого. Кто ему больше подойдет.
— Осман хочет вас.
На языке вертится колкий ответ, но включается инстинкт самосохранения. Здесь творится что-то странное. Охрана на стороне заключенного. Инспектор тоже. И неизвестно, кто еще. Возможно, даже руководство тюрьмы.
Выходит, сила на его стороне. И судя по его поведению он совершенно ничего не опасается.
Сейчас надо тщательно выбирать слова.
— Он же заключенный, — выдаю, помедлив. — Его… пожелания необязательно выполнять.
— Верно, — сдержанно кивает инспектор. — Будь это другой заключенный — да. Любой другой.
У меня ком встает в горле и никак не находятся новые аргументы.
— Осману нельзя отказывать, — добавляет инспектор.
И мне трудно поверить, что еще утром он что-то втолковывал мне насчет демократии и верховенства права.
Вот и демократия.
Избирательная. Желания зэка здесь на первом месте. Для всех. А на мое мнение наплевать.
— Тут особый случай, — замечает инспектор. — Но вы не волнуйтесь, Анастасия. Главное вам быть послушной.
— Что? — вырывается от шока.
— Делать все, что он захочет.
Во рту пересыхает.
— Думаю, тогда проблем не будет, — заключает инспектор. — Женщин он пока что не калечил.
Звучит обнадеживающе.
Вероятно, так он считает, когда говорит мне это?
Ключевое «пока что» врезается в сознание клинком. В горле зарождается истерический смешок.
Пока что — не калечил. Но никогда не поздно начать. Да?
— Все хорошо, — говорит инспектор. — Просто поймите, Анастасия. Вам придется пойти на некоторые уступки. Выбора у вас нет.
Отправиться на ночь в камеру зэка — это уступки? Извините. «Некоторые уступки».
Нет, я давно поняла, что англичане мастерски умеют подбирать изящные формулировки. Но у меня эти фокусы уже в печенках сидят.
И сегодня, сейчас последняя капля.
— До вечера можете заниматься своими делами, — он смотрит на часы, а потом снова на меня. — А скажем, около девяти вечера за вами заедут и отвезут.
Инспектор мягко улыбается, но эта его улыбка насквозь фальшивая, потому что глаза остаются холоднее льда.
— Я рад, что мы все прояснили. Хорошего вам дня.
Молчу.
Конечно, не говорю, что не собираюсь принимать участие в этом кошмаре. И ни в какую тюрьму больше не поеду.