«Спасибо, я тебя услышал».
«Тимофей, у нее папа — мент. Это не шутки!»
«Я понял. Не волнуйся».
Тем временем такси у моего дома притормозило, а я выключил телефон и сунул его в задний карман. А затем, не разбирая дороги, пошел к себе. А уже в квартире, просто кулем, набитым перемолотыми в фарш внутренностями, сел на диван и тупо принялся ждать.
Ее.
Свою Черную Вдову. Пусть приходит. Пусть жалит.
Похуй уже.
Честно? Из моей черепной коробки тогда вытекли все мозги. Башка заполнилась каким-то протухшим киселем, а я сам погрузился в состояние полнейшего ступора. Когда факты ранят так сильно, что легкие стопорятся, отказываясь качать живительный кислород, а кровь смешивается с пеплом прогорклого разочарования.
Я ведь только в тот момент понял, что хотел так опрометчиво подарить этой суке. Вложить в ее руки ключ от нашего будущего и пусть правит. А я бы ее берег и каждый чертов день заставлял счастливо улыбаться. Рядом со мной.
Первый раз в жизни почти склонил голову перед девчонкой, признавая ее безоговорочную надо мной власть, и вот так — оказался ненужным. Забавным Тимкой-дурачком, за счет которого можно прокачать скилл жестокости.
Это понимание меня просто вынесло на раз. Опустошило и уничтожило.
А контрольным в голову стал звонок в дверь.
И все — пиздец.
Дальше я из человека, что дышит и чувствует, превратился в какой-то обезображенный кусок мяса, кровоточащий и разящий смрадом прогрессирующего гниения. Как-то еще хотел поговорить с ней, вынести ей мозг точно так же, как это сделала она.
А потом увидел ее и пропал.
Она чего-то лопотала. Я чего-то отвечал. А сам только и думал: раз мне суждено умереть сегодня, то пусть это хотя бы будет весело. Хотя бы для нее.
Я решил дать то, за чем она пришла. Но, боже, как же больно это вспоминать...
Я ведь таким, как рядом с ней, никогда не был. Не человек больше — оголенный провод. А когда наши губы соприкоснулись, то вспыхнул ярким факелом. Горел! Плавился, но оторваться от нее уже не мог.
Намертво приварило.
Знал ведь, что она меня убивать пришла. И сам вложил ей нож в руку. Пытался отпустить — но уйти не дал бы. Нихрена! Мы оба в тот вечер были обречены.
Зажмурился! Зарычал! Выматерился смачно!
Потому что невыносимо было воскрешать в памяти то, как это было с ней. Ибо то был гребаный рай! Сука, хренов эдем! Когда сдохнуть хочется от лживого счастья, а еще разодрать наживую свою грудную клетку, выломать ребра и вырвать воющее сердце.