Гримберт и в
самом деле неотрывно смотрел на Шварцрабэ глазами «Серого Судьи»,
но думал в этот момент совсем не о подобных мерзостях.
Значит, бегство
Герарда на север – не бегство, а ссылка… Наказание за какой-то
совершенный им проступок против веры и добродетели? Быть может,
расплата за какие-то политические игры, затеянные почтенным
прелатом против его братьев во Христе?
В последний раз
они с Герардом виделись на руинах догорающей Арбории. Гримберт
вспомнил похожее на раздавленную ягоду лицо приора, нависающее над
столом, рядом с прочими лицами. Лицами, чьи очертания не только не
поистерлись со временем, напротив, с каждым годом лишь приобретали
резкость, становясь чеканными, как императорские профили на
серебряных монетах.
Герард не
выглядел угнетенным, подавленным или ожидающим наказания. Он
выглядел удовлетворенным, в его глазах, обрамленных гниющими
складками век, плескалось мрачное торжество. Несомненно, он уже
успел получить от графа Женевского свою плату за предательство, и
плата эта была достаточно щедрой.
Так чем он
прогневал святых отцов из капитула Ордена? Да, кампания сенешаля на
земли лангобардов обернулась катастрофой, обратившей все дерзкие
замыслы имперских стратегов в пыль и перемоловшей до черта
императорских сил, собранных со всех окрестных земель. Но вины
приора Герарда в этом исходе не было – не он готовил штурм, не он
отвечал за подготовку. Даже самый пристрастный церковный
дознаватель не усмотрел бы нарушений в его действиях – Похлебка
по-Арборийски была приготовлена без его участия.
Тогда чем он
обязан был наказанию, которому его подвергли? Пытался провернуть
какую-то интригу за их спинами? Отказался делиться с Орденом
награбленным в Арбории? А может, некстати вскрылись какие-то грешки
молодости?..
Гримберт ощутил
азарт лозоходца, в руках которого завибрировала лоза, возвещая о
том, что в скованных камнем недрах под коростой из выжженного
радиацией песка прячется вода. Не так давно он сам искал слабость
Герарда, чтобы вонзить в нее острие, пригвоздив его гнилую душонку.
Иронично, что обстоятельствам было угодно перевернуть все вверх
ногами, превратив приора в его вынужденного союзника. Чем скорее
хозяин «Керржеса» будет выявлен и изобличен, тем скорее распахнутся
двери Грауштейна, выпустив его на свободу.